Помните сценку инвентаризации в «Служебном романе»(реж. Эльдар Рязанов, 1977)? Там стайка сотрудников неожиданно врывается в кабинет директора и начинает по номерам пересчитывать предметы, шутить шутки, переворачивать стулья, хохотать, не обращая внимания на романтику и драму, происходящие между протагонистами. Секретарша и директриса вынуждены ретироваться, ошеломленные беспощадным напором инвентаризационной комиссии. «Саранча! Налетчики!» — восклицает Верочка и уходя демонстративно хлопает дверью.

Вот так произошло и в этот раз. Боевой отряд участниц и участников ДК Розы похохатывая и подскакивая направился из Венеции северной в Венецию каноническую, посмотреть на выставку с кричащим и слегка раздражающим названием «ДК Дзаттере». В ее самый последний день, прямо перед закрытием. Чтобы пересчитать по косточкам, что этот венецианский ДК вообще-то предлагает. Ведь мы-то вообще-то уже пять лет как вовлечены в инициативы нашего ДК Розы, уж мы-то знаем на практике чего стоит работа с сообществами и их формирование. Уж мы-ли не проводили многолетнее исследование культурного наследия и политического потенциала домов культуры, советских, североевропейских, югославских и — да — итальянских.

Вечерело. Наш корреспондентский батискаф погрузился в бурые пресно-горькие воды Невы и побулькивая всплыл в нефритовых сладко-соленых волнах венецианской лагуны 23 марта 2019 года.

Венеция, еще свободная от туристов, в этот предрассветный час занималась своими важными делами: по каналам большим и малым деловито сновали моторки-мусорщицы, собирая вчерашние отходы в переработку; грузовые лодчонки подвозили стройматериалы строителям; зеленщики расчехляли свои деревянные боты, заполненные артишоками, помидорами и римской капустой; дремали, временно бездельничая, гондолы, пока местные мужички-гондольеры закуривали свою первую сигару, запивая дым щедро подправленным граппой кофе (от ит.: caffee corretto — кофе с добавлением крепкого алкоголя). Ну и мы в предвкушении нашего налета присоединились, ну а что?

В урочный час мы вынырнули из тенистого закоулка на залитую солнцем набережную Дзаттере — вот он знаменитый четырехэтажный палаццо, — дворец имени V-A-C: общая площадь две тысячи квадратов (наш родной ДК вместе с подсобкой, библиотекой и прихожей едва насчитывает сто). Ажурный балкон над здоровенной деревянной дверью, на балконе баннер с надписью DK Zattere и припиской Community\Sound\Movement (хм?! — ну проверим). Докуриваем, ждем, когда дверь откроется. Инвентаризационная тетрадь в клетку, шариковые ручки, фото-телефоны. Дверь открылась, и мы заскочили внутрь: «Здрасьте, мы на выставку». Посмотрим-посмотрим, как выглядит и какие смыслы производит этот ДК, который купил себе московский фонд v-a-c два года назад на деньги крупного промышленника Михельсона (личное состояние на момент открытия дворца вака в Венеции = 14.4 млрд, на момент закрытия выставки «ДК Дзаттере» это уже 24 млрд, и Михельсон — богатейший бизнесмен в РФ).

Первый этаж

Начало осмотра. Зрителей два человека кроме нас. В скромном блэкбоксе видео Фионы Баннер (aka Vanity Press) из YBA. Простенькая симпатичная работа. Дрон летает низко над асфальтом, и его пропеллеры перелистывают какой-то журнал (на самом деле — текст Дж. Конрада «Сердце тьмы», 1899 — колониальная расистская новелла, классика британской литературы, замаскированная под глянцевый журнал). Журнал трепещет страницами, перелетает с места на место, квадрокоптер его догоняет, приближается — некоторые фразы из журнала можно прочитать. Дрон как бы читает этот журнал своей камерой и одновременно заставляет его лихорадочно плясать на улице. Лихой монтаж, нам в принципе понравилось, но Клавдию замутило от мелькающей картинки. Мы поняли, что это, наверное, про movement (хотя на самом деле оказалось, что это работа, которую вак недавно купил, и сразу же решил похвастаться и к ДК отношения, вроде как не имеет) и пошли присматриваться дальше.

За углом вход в кафе, на стенах постеры всех выставок вака за все десять лет существования фонда. Очень милые люди за барной стойкой. Мы посмотрели цены — стандарт по венецианским меркам, так что есть мы там конечно не стали, но вот шприц по трешке (в то время как обычно везде 5-6 евро) — тут грех не накатить. Шприц — это смесь разных алкогольных напитков между горькими, сладкими и кисловатыми вкусами — местная достопримечательность. И вштыривает приятно, и освежает. Наливают щедро, кстати. Кафе это пафосно описывается как социокультурный проект, который «олицетворяет стремление к межкультурному диалогу». «Madonna, ну что за пиздёжь!» — закатила глаза Алевтина. Кафе как кафе, которое если что и олицетворяет, так это стремление к прибыли. Мы поржали, помахали приятным людям за стойкой, сказали им спасибо и поскакали дальше.

Второй этаж

Зрителей пока нету, но налево — библиотека!

Записываем в тетрадь: пуфики (4 штуки или около того), две длинных полки углом, и навскидку штук двести книг. «Вот интересно, кто занимался подбором? — вскинула выразительные брови Зинаида: — и по какому принципу библиотека в ДК Дзаттере организована?» Наборчик в целом средне-мещанский, обычные «альбомы по искусству» типа Пикассо, Миро, Босх, Абрамович, господи прости. И полный каталог издательства Marsilio, где вак, на минуточку, публикует все свои каталоги. И ни-че-го ни о движении, ни о звуке, ни тем более о коммьюнити. Нарыли «Общество спектакля», но это скорее случайно сюда попало. «Ну как это вообще?» — недоумевала наша саранча. Библиотека — важный элемент функционирования ДК, отражающий и политику, и идеологию, и спектр интересов, и она не может быть случайным набором книг. Это дидактическое зеркало того, чем ДК занимается на самом деле и одновременно инструмент вдохновения.

Следующий зал в полумгле — тут нас всех разобрал хохоток! — Пучок света выхватывает единственный объект в центре зала — гигантский фанерный макетище будущего здания ГЭЗ-2 — московской штаб-квартиры вака. Как-то по-брежневски получается, такой наивный шоу офф сразу бросает неслабую тень на весь ваковский проект, и возникает подозрение, что и 2 000 кв. м. на набережной в Венеции, и 30 000 кв. м. на Болотной набережной в Москве говорят о чем-то неприличном, пытаются делать вид что молчат, но прорывается какой-то жутковатый шепот всех этих квадратных метров и усиливается до таких децибел, что мешает услышать звук, и разглядеть движение и сообщества. Но не будем пока выносить окончательных суждений. Мы не обошли даже половину выставки, так что двинемся дальше.

Следующая комната просто пустая: пуфики, столики. Дальше сравнительно большой зал. Стрельчатыми окнами зал выходит на канал, к стенам прижались четыре стола, к столам — стулья. В зале один человек, сидит в интернете. «Ага — коворкинг!» — догадалась Лизавета. Нашим инвентаризаторам постепенно становилось не до шуток — Ведь это же, наверное, про community, не иначе!.. Но это было еще не все, тут работа с сообществами выходит на следующий уровень и за очередным поворотом нас ждал еще один сюрприз. В проходной комнатке стоят скамеечка и столик. На столике набор цветных карандашей и — внимание — пачка поститок. Типа приглашение сесть и, наверное, что-то написать на квадратике цветной бумажки и приклеить это к стенке. Размер столика не позволит сильно расписаться даже трехлетке. Все стены оклеены, конечно, результатами спонтанного творчества зрителей: сердечки, домики, имена. В центре композиции полароидные портретики веселых ваковских сотрудников. Жора опознал Кирилла Адибекова, Клавдия — Андрея Паршикова и наша саранча проскакала в кинозал.

Кинозал

Вот тут нам искренне понравилось. Просторно, метров сто, амфитеатром стоят четыре ряда кресел из старого кинозала. Здесь сидели двое, которых мы видели на первом этаже, смотрели An Elephant Sitting Still (реж. Hu Bo, 2018). Фильм нашим понравился.

Йога

Прямо над кинозалом — такой же просторный зал, в центре бинбэги, видимо для медитации (8 штук), в углу ящик с ковриками для йоги (17 штук), в зале в это время — никого. Сосчитали, поскакали выше.

Третий этаж

И вот — центральное произведение выставки, про которое вак написал во всех релизах — элегантная звуковая инсталляция Марка Фелла «Рамки» занимает все оставшиеся несколько комнат. Мы, признаться — не большие фанаты такого минимализма. Его даже не покритикуешь, настолько в нем форма соответствует содержанию — полное обнуление обоих элементов, и формы и содержания, которые вполне органично отражаются и растворяются сами в себе и друг в друге. Ну какой смысл критиковать растущие из пола в потолок одинокие трубы, с которых свисают качественные динамики, в которых время от времени нет-нет, да и булькнет что-нибудь электронное, а не булькнет — так щелкнет, или клацнет.

Никакой другой жизни, никаких других звуков и движений мы не обнаружили. Хотя рассказывают, что они все-таки были: на йогу два раза в неделю приходило, говорят, по 20 человек. И в коворкинге с бесплатным вайфаем каждый день сидели люди (бесплатный вайфай для своих и для гостей у нас в ДК тоже есть, если что). За четыре месяца работы ДК Дзаттере прошло:

• с десяток воркшопов для более-менее разной аудитории (ограничение количества участников – до 20 человек).
• штук пять живых концертов.
• плюс довольно цельная кинопрограмма из четырех частей, по три-четыре фильма в месяц, объединенные по темам: «Миграция», «Сообщество», «Память» и «Видение». Программа кстати вполне достойная, от московской документалистки Анны Моисеенко с «Песнями Абдула» (привет Аня, привет, Абдул! Виделись недавно в Дюнах, помните?), до монументального «20го века» Бертолуччи.

Зуб даю — дело рук Адибекова: — утвердительно кивнул Жора.

— Нисколько не сомневаемся.

Лестница

Спускаясь по элегантной железно-бетонно-стеклянной лестнице, наша саранча думала теперь только об одном: дернуть еще по шприцу и валить.

Уже только в корреспондентском батискафе, по дороге из Дзаттере обратно в Розу разговорились. Резонных вопросов по итогам инвентаризации осталось прилично:

Вопрос 1: неохватный дебет-кредит — это конечно босх с ним, — все цифры в конечном итоге есть на вики, и если кто (не-)доверяет — в форбсе;

Вопрос 2: ХХХXXXX

Вопрос 3: кому принадлежит искусство

Возможно для худрука вашего ДК здесь не может идти речи ни о какой политической программе, но практики в искусстве решительно говорят о необходимости вести поиски в совершенно противоположном направлении.

— Были ли у вас в голове какие-то примеры для подражания?

Спросила Ирина Мак из «Ведомостей» Терезу Мавику из вака. Вполне прямой намек, казалось бы. На что Мавика отвечает: «Нет, никаких аналогов. Есть только ассоциация с советскими домами культуры, идея которых мне очень импонирует. Мы в Венеции открыли сейчас выставку под названием „ДК „Дзаттере“. Мне кажется важно возродить эту объединяющую практику — без политического подтекста».

«Ведомости» при этом резонно настаивают, мол «ДК и задумывали как инструмент пропаганды», а мы бы для прояснения еще добавили, что сам проект народных домов — прототип советских домов культуры — возник впервые именно в Италии на индустриальном севере в конце 19 века — и это были как раз пространства, объединяющее в себе элементы досуга, рабочей культуры и политического вовлечения 1 1 см. Margaret Kohn «Radical Space: Building the House of the People», London, 1970, 2003 . Что, например, в ДК Розы как раз удается удерживать.

Но, нет, в Дзаттере — никакой идеологии: подальше от политики 2 2 см. Аппендикс 1 . ДК по Мавике, это всего лишь «форма архитектурного/социального устройства пространства — место, куда люди могли приходить общаться, творить, быть вместе».

Можно конечно сказать, что культура, даже настаивающая на разрыве с реальностью — по умолчанию включена в политику. Или можно вернуться на 10 лет назад, когда «Что делать» в своей газете «О пользе искусства» напечатали интервью Лолиты Яблонски с Виленским, где он предположил, что уже скоро все крупные площадки станут работать по принципам ДК, сочетая функции досуга, образования, самореализации и коллективности. То есть фактически именно то, о чем сказала Ведомостям Мавика. Не прошло и десяти лет. Однако нам по-прежнему кажется, что ДК без политики может выглядеть как печальный пример брежневской показухи, девальвирующей самое ценное, что может предложить этот формат, обладающий потенциалом объединять сообщества и поддерживать движения. Особенно интересно до какой степени в нынешней политической ситуации большие институции, смогут не только отстаивать независимость художественного высказывания и выстраивать границы между — с одной стороны — металлургией и газом, (которые приносят 6 млрд чистого дохода за год только за счет роста котировок на Лондонской бирже), и, с другой стороны — государственной политикой, но и действительно становиться горизонтальными платформами, где сообщества смогут найти себя.

Наш полушутливый максималистский текст опубликован через месяц, после описанных в нем событий. И сегодня нам важно отметить что 25го апреля в Италии празднуют победу низового партизанского движения простых итальянских рабочих, крестьян и интеллигенции, которые разделались с фашизмом и нацизмом на своей территории голыми руками. И вот 25го апреля 2019 года министр Сальвини — одиозная фашистская свинья восстанавливает «добрую память» о дуче и не находит лучшего риторического приема, кроме как высмеять тысячи тысяч простых итальянцев, для которых память о низовом антифашизме сороковых означает в новый исторический момент выстраивание сетей солидарности с реальными сообществами мигрантов, (которых активно криминализует Сальвини, цель которого за 5 лет избавить страну от 500 000 беженцев).

Сможет ли венецианский вак следовать собственной заявке на работу с сообществами, организовать свое пространство для более глубокой проработки ключевых вопросов, которые нам ставит наше время (следующая выставка, которую вак открывает в Венеции, называется, к примеру «Время, вперед!»).

Чтобы оставаться релевантной, любая крупная институция должна внимательно прислушиваться к тому, что предлагает текущий момент, и мы не сомневаемся, что и гараж, и гэз, и вак будут вынуждены принять вызов времени. Прошло время искусства индифферентного к окружающему нас пиздецу.

И если мы говорим о частной русской институции в Венеции на ум приходит множество типичных «итальянских» вопросов, которые Грамши поднимал слева, и которые сейчас лихо, активно, без задней мысли перехватывают ультра-правые. В том числе пресловутую тактику работы с сообществами: уже 10 лет назад этим стала плотно заниматься та самая «Лига Севера», которая вывела Сальвини на пост лидера дискурса в Италии.

Культурная гегемония,  за которую уже довольно давно схватились ультраправые, типа Каза Паунд и Лига Севера. Яркий пример такой апроприации в Италии, зародившийся именно на индустриальном севере — сеть ультра-правых социальных центров Каза Паунд — а это и есть эрзац тех самых социалистических домов культуры позапрошлого века, и движения сквотов 60х-90х. Только с местными сообществами они работают гораздо более плотно и активно чем все наши ДК вместе взятые. В то время как мы страшно далеки от такого уровня самоорганизации. Вак — по своим причинами, мы — в Розе — по другим оказываемся неспособны отвечать на эти вызовы масштабно. Каза Паунд тоже организуют социальные и культурные центры, хостелы, библиотеки, бары, станции врачебной и гуманитарной помощи, и люди туда как раз приходят не только «общаться, творить, быть вместе», но и получать реальную необходимую поддержку, включая легальную (разумеется  в режиме «только для белых»). И где тут провести линию водораздела и как выиграть бой? Мы знаем, что во всех крупных институциях типа вака и гаража работают наши знакомые, молодые специалисты, энтузиасты и эксперты, довольно близкие нам по духу, которые в принципе влияют на работу институций изнутри. Но что будет когда глобальная финансовая и политическая система будет по-прежнему, если не еще больше и активнее, выруливать вправо? Вот тут надо понимать на чьей стороне останутся «большие институции» — музеи, театры, гэзы, гаражи и ваки. И достанет ли пороху нашим энтрист-к-ам (этим энтузиаст-к-ам и молодым экспертам, нашим давним товарищам и новым подругам и друзьям) влиять на их (больших институций) политику, если они (большие институции) начнут недвусмысленно кренить вправо? Одним из способов предохранения для больших в таких случаях навсегда останется некритический минимализм, чтобы булькало и клацало время от времени, плюс немножечко поп-арта, плюс чуть-чуть видеоарта 90х, плюс потом медиаполитика (без политики как таковой), ну и абстрактный экспрессионизм, конечно. Все это можно будет юзать бесконечно. Бесконечно, вспоминая, но по-тихому, между собой, в маленьких группах эмоциональной поддержки, что когда-то все это было борзым, политическим и левым. Однако, друзья. Товарищи. Катя, Саша, Мила, Валя, Ярослав, Игнат, Катя, Настасья, Светка, Надя, Зина, Аня, Андрей, Франческо, Марья, Джулия, Юля, Кирилл, Кирилл и Кирилл, вопрос непосредственно к вам. Тот же самый вопрос мы постоянно адресуем самим себе: «Для кого вы работаете деятели культуры» 3 3 см. Аппендикс 2 в ситуации, когда ответ «я просто делал свою работу» будет не засчитан.

Аппендикс 1

…только без политики

ни слова о политике

давайте без политики

забудьте о политике

не надо здесь политики

без всякой там политики

никакой политики

воротит от политики

тошнит всех от политики

без грязной блять политики

без этой злой политики

ебись эта политика

и лживые политики

увидеть не хотите ли

услышать не хотите ли

после работы вечером

на сон ваш на заслуженный

под храп под ваш контуженный

чего-нибудь веселого

чего-нибудь волшебного

такого чего нет у вас

но будет непременно

когда работу кончите

без ропота без устали

не отвлекаясь попусту

на дело дрянь политику

(Роман Сергеевич Осьминкин)

Аппендикс 2