На пароходе музыка играет: интервью с Марино Плиакасом (Steamboat Switzerland, Швейцария)
«Пароход Швейцария» — эта фраза, ставшая названием группы, позаимствована из поэмы швейцарского художника-примитивиста Адольфа Вельфли . Музыка Steamboat Switzerland столь же многослойна, как рисунки или тексты художника, но, конечно, очень далека от ар-брют. Спонтанность решений в ней если и присутствует, то лишь внутри продуманной концепции. Вообще, поэтический образ в названии группы можно смело ассоциировать со страной в целом. При сравнительно малой территории и небольшом населении (8,5 млн чел) Швейцария является одной из самых эффективных экономик в мире и страной-брендом в мировом масштабе. В ее «топку» бросаются капиталы со всего света, и «пароход» неспешно, но уверенно оставляет ощутимый след в любом русле, куда бы не плыл.
Если говорить о популярной музыке, то можно вспомнить всего несколько имен, которые у всех на слуху, например, электронный дуэт Yello или металлистов Samael. А вот экспериментальная сцена Швейцарии многочисленна, разнообразна и довольно влиятельна в мире.
Накануне концертов Steamboat Switzerland в России мы поговорили с Марино Плиакасом, бас-гитаристом Steamboat Switzerland и Full Blast, о радиусе, сгибах и филфаке.
От автора:
Марино записал свои ответы на диктофон. Мне показалось важным попробовать хотя бы частично передать эмоции его живой речи, поэтому я позволил себе сохранить, насколько возможно, разговорный характер текста, добавить некоторые оригинальные цитаты и ремарки (выделены курсивом) и междометия.
// часть 1. Радиус
Марино, чем можно объяснить феномен швейцарской музыкальной культуры? Какие тенденции можно проследить, если мы посмотрим на нее сегодня и, скажем, 25 лет назад?
Надо сказать, я не уверен, что швейцарская сцена настолько уж влиятельна. Равно как не могу утверждать, что она очень разнообразна. Откровенно говоря, я не чувствую себя швейцарским музыкантом, частью швейцарской сцены. По большому счету я в ней не участвую. Я играю в Steamboat Switzerland, это швейцарское трио, играю в Full Blast, где барабанщик Михаэль Вертмюллер (Michael Wertmüller) швейцарец, а Петер Брецман (Peter Brötzmann) немец, играю еще с кем-то. Но я не очень-то вовлечен в швейцарскую сцену и слабо представляю себе, что там происходит. Я не знаю большого количества джазовых или импров-коллективов. Конечно, я знаком с кем-то оттуда, но мне крайне редко удается их послушать. Так что, к сожалению, насчет тенденций и особенностей сцены я почти ничего сказать не могу.
Вот относительно прошлого могу рассказать гораздо больше. В начале 90-х, во времена моих первых туров, где бы я ни выступал в Европе, люди спрашивали: «Что, черт возьми („what the fuck“), происходит в Швейцарии? Почему у вас так много интересных андеграундных джаз-, импров-, рок-музыкантов?» Тогда действительно было невероятное количество групп, и многих крайне волновало, как в такой маленькой стране может производиться столько странной и безумной музыки?! Например, всех интересовала группа Alboth!, она была очень влиятельна. Это одна из первых групп Михаэля Вертмюллера, они много гастролировали, у них были хорошие контракты в Италии и Франции. Лично для меня они были одним из самых любимых живых коллективов, должен сказать! Легендарная группа 16/17. Коллектив Sludge 5:0 с очень самобытным гитаристом Штефаном Виттвером (Stephan Wittwer), который сейчас совсем исчез из поля зрения. Штефан был кем-то вроде идола для меня как музыканта, у него был уникальный подход к импровизации, через рок и метал, он играл фантастически! Voice Crack, игравшие на поломанных бытовых устройствах и приборах. The Young Gods, представители рок сцены, и т. д. Множество по-настоящему сумасшедших групп из Швейцарии, активно гастролирующих в Европе. Поражающий всех феномен!
Сегодня я не вижу ничего сравнимого с теми временами. Трудно сказать о причинах возникновения этого феномена, тут нужно подумать. Но тогда была плеяда харизматических личностей вроде Вернера Люди (Werner Lüdi), который гастролировал в СССР в конце 80-х и начале 90-х. Харизматичных, сумасшедших, взрывных, инакомыслящих!
Что происходит в Швейцарии сегодня, хм… Возможно я слеп, но я не вижу какой-либо специфической странности или особенного качества швейцарской музыки. И, между прочим, если говорить про национальную идентичность, сегодня я ее не ощущаю. Я вижу музыкантов из Словении, Испании, Аргентины, отлично! Все везде выступают, но я не наблюдаю за ними национальной идентичности. Взять Берлин, к примеру, — там живут американцы, голландцы, люди из восточных стран, южно-американцы, австралийцы — все играют со всеми, и в группах сегодня отсутствуют национальные особенности. По крайней мере, я их не вижу! (Смеется)
В последнее десятилетие представители швейцарской экспериментальной сцены часто приезжают с концертами в Россию, зачастую даже не ради пары выступлений в столицах, а с длительными турами по стране. Почему вам это интересно и как удается это осуществить?
Опять же, вряд ли я смогу говорить от имени некой типичной швейцарской группы, о каких-то общих мотивах. Но совершенно точно, что одним из катализаторов тут выступает швейцарский совет по культуре Про Гельвеция, который можно сравнить с Гете институтом или Британским советом по культуре. В некоторых странах есть интерес и средства на развитие культуры в других точках планеты с целью формирования общего культурного поля, выстраивания мостов между странами. Про Гельвеция имеет офисы в Шанхае, Южной Африке, Нью-Йорке, там, где видит потенциал развития. Россия в целом и Москва в частности также представляют интерес в этом смысле. Московский офис Про Гельвеции обеспечивает возможность взаимодействия швейцарских и российских музыкантов, художников, танцоров, литераторов. Россия — одно из приоритетных направлений Про Гельвеции, именно поэтому швейцарским музыкантам периодически финансируют российские туры. А, скажем, музыканты из Чехии или Испании бывают у вас реже, так как у них нет подобных институций.
Еще одна причина, наверное, гораздо интереснее. Я думаю, Россия сегодня, в той или иной степени, все еще оторвана от европейского контекста. И поэтому аудитория здесь достаточно открыта к тому, что мы делаем на сцене, люди не столь претенциозны, как у нас дома, где всем кажется, что они все и всех знают. У нас достаточный опыт концертов в России, чтобы утверждать это. И возможно, в таких странах, как Россия, которые в 80-е и 90-е, так или иначе, были как бы на периферии культурного контекста, людям сейчас все еще интересно увидеть музыкантов из Западной или Центральной Европы, так сказать, в действии.
Также можно говорить вот о чем, как мне кажется. Наверное, это относится в той же степени к немцам или англичанам, но со швейцарскими музыкантами особенная ситуация в том смысле, что они очень рано начали приезжать в Россию. Например, Вернер Люди, о котором мы уже говорили выше и который считался швейцарским Бретцманом в те времена, или Штефан Виттвер, также упомянутый выше. Они много гастролировали по России еще в 80-е, и переиграли со многими русскими и еще советскими музыкантами. Я помню году, наверное, в 1990 в Цюрихе проходил джазовый фестиваль с приглашенными советскими музыкантами, где выступали Чекасин, Тарасов, Волков, и было очень интересно их услышать, узнать, что происходит в СССР в джазовой, импровизационной, экспериментальной музыке. Разумеется, все это способствовало установлению контактов, и потом все эти люди встречались в России и гастролировали вместе.
Последним концертом, который мы проводили в 2018 году, стало выступление швейцарского дуэта Ester Poly. Беатрис Граф и Мартина Бертер как музыканты очень хорошо отражают сложившуюся в швейцарии музыкальную среду. Диапазон их интересов простирается от новой академической до поп-музыки. Как устроена швейцарская сцена и как удается размывать границы?
Сразу скажу, я не знаю Ester Poly! (Смеется) Я вот только что посмотрел их на ютубе, отличная группа. Как-то давно я общался с барабанщицей Беатрис Граф, но сейчас совсем не в курсе того, что она делает. Как я уже говорил, я настолько не в теме, что вполне возможно ты осведомлен о швейцарской сцене лучше, чем я! (Смеется) Конечно, я знаю музыкантов и группы в Цюрихе, но хм… Это не та среда, к которой я принадлежу, и я понятия не имею, что там происходит. В общем, ты уже наверное понял, что говорить со мной о швейцарской сцене довольно бесполезно.
Каков статус музыканта в Швейцарии? Существуют ли социальные гарантии, дотации, гранты? Играет ли роль жанр музыки?
Тут мне есть, что сказать. У нас очень развитая система фондов и институций, которые поддерживают искусство, художников и могут финансировать тур в Швейцарии или концерт в Цюрихе. Если денег со входа недостаточно, они могут обеспечить недостающую сумму для проведения мероприятия или помочь осуществить проект целиком. Также у нас есть Про Гельвеция, совет по культуре, о котором я говорил раньше, они занимаются поддержкой искусства за пределами Швейцарии. Да, огромная удача, что в Швейцарии все это работает. Это не означает, что ты можешь получить деньги на что угодно, но если подать запрос и если ты делаешь что-то интересное, Про Гельвеция обратит на это внимание и, так или иначе, поможет.
С другой стороны, невозможно рассчитывать только на Про Гельвецию и другие фонды. Все равно приходится зарабатывать что-то на постоянной основе, и это большая проблема в Швейцарии. Жизнь здесь безумно дорогая, и я не знаю ни одного музыканта, который жил бы только своей музыкой. Исключение составляют лишь музыканты симфонических оркестров, но у них есть контракт, они приходят в зал утром, уходят вечером и им приходится играть всю мыслимую музыку, классическую и новую. Я знаю более или менее успешных поп- и рок-музыкантов, которые имеют контракт и продают достаточно дисков, и все равно работают где-то еще.
Многие музыканты преподают, и я в том числе. У меня отличный курс «musico-didactic modules for teachers in education» в Цюрихском университете прикладных наук, с гибким графиком, что позволяет ездить в туры. Доминик (Dominik Blum, клавишник Steamboat Switzerland) преподает фортепиано в гимназии, Лукас (Lucas Niggli, барабанщик Steamboat Switzerland) — импровизацию в университете, а также проводит воркшопы. У Лукаса был период, когда он пытался жить только своей музыкальной деятельностью, но его жена учитель, и какое-то время это было возможно. Ты можешь играть три-четыре концерта в неделю на дурацких вечеринках и иметь неплохие деньги, но если ты хочешь быть независимым в плане музыки, играть то, что тебе действительно нравится, нужно работать где-то еще.
Михаэль Вертмюллер, барабанщик Full Blast и композитор, в середине 90-х переехал жить в Берлин. Он сказал себе: «в Швейцарии невозможно быть свободным музыкантом, при этом иметь семью и более-менее достойно существовать», и поселился в восточном Берлине, что позволяет ему до сегодняшнего дня заниматься только своей музыкой. У него до сих пор старый контракт на аренду жилья, и это относительно недорого, плюс сейчас он что-то зарабатывает как композитор. Да, он швейцарский музыкант, но живет не в Швейцарии! И я знаю много подобных примеров.
Швейцария маленькая страна, и если ты играешь экспериментальную музыку, возможностей не так уж и много. Количество мест, где можно выступать, уменьшается. Раньше в каждом городе был театр или галерея или еще какие-то пространства, где происходило что-то интересное и где можно было играть концерты. Сегодня стремление выезжать в другие страны абсолютно естественно, необходимо постоянно расширять радиус распространения нашей музыки.
// часть 2. Pli selon pli
Я не смог найти ни одного интервью с вами на английском языке, все на немецком. При этом вы объездили с турами несколько континентов. С чем это связано?
Что тут скажешь. Интервью периодически случаются, иногда как резюме в печатном виде по какому-то поводу, иногда в формате дискуссий, что потом публикуется на каких-нибудь локальных интернет-порталах. Просто все это не появляется, допустим, на ютубе. Кто-то скажет, что это неправильно, но мы немного опасаемся всех этих публичных каналов и настойчивой саморекламы. Наверное, нас это просто не особо волнует.
В последние годы мы не так активны, как это было десять или пятнадцать лет назад, когда мы много гастролировали и, соответственно, пользовались вниманием прессы. Сейчас мы в гораздо большей степени сфокусированы на фестивалях и больших проектах, чем на турах и клубных концертах.
Может быть, это свойственно сцене Новой Музыки — отсутствие большого количества интервью, тем более опубликованных на ютубе. Или нам просто лень всем этим заниматься.
В следующем году группе исполняется 25 лет. Собираетесь ли вы как-то отмечать юбилей? Может быть, новая пластинка и масштабный тур?
Да, точно! (смеется) Честно говоря, не думал об этом. Конечно, я помню, когда мы начинали, и люди иногда спрашивают, но я как-то не осознаю, что мы группа с 25-летней историей и надо как-то отмечать эту дату. Я часто даже свой день рождения не праздную, так почему я должен думать о каком-то юбилее? (снова смеется) Но планы есть, в том числе и на будущий год, так что может что-то и случится под вывеской «Steamboat Switzerland 25!».
Когда группе было десять, двадцать лет, мы ничего такого особенного не делали. Журналисты писали об этом, но мы не прилагали к этому никаких усилий. Не думаю, что на двадцать пять лет мы станем что-то специально придумывать. Будем продолжать делать нашу работу, один проект, другой. Играть музыку. Повторюсь отчасти, мы не сильны в саморекламе и праздновании юбилеев.
С чего началась история группы? Как вы нашли друг друга и почему начали играть вместе?
Все началось в середине 90-х. Я знал Лукаса Ниггли, барабанщика, вместе мы уже продолжительное время играли со Штефаном Виттвером в трио Sludge 2000. Лукас, в свою очередь, был знаком с Домиником Блумом, странноватым пианистом, у них было пару совместных проектов. Это была идея Лукаса — собрать нас вместе.
Мы начали как импров трио, встретились в студии Доминика и просто джемовали. Это было акустическое трио: я играл на контрабасе, Доминик на пианино, Лукас на малой установке. Скоро мы поняли, что динамически в таком варианте далеко не все возможно, потому что барабаны звучат громко. У Доминика появилась мысль принести Хаммонд орган, потом я перешел на электрический бас, и в таком варианте наши динамические возможности стали безграничными — мы могли играть очень громко, могли едва звучать.
Надо сказать, это был момент, по крайней мере в Центральной Европе, когда в импрове царил довольно жесткий идеологический подход. Было запрещено играть тональные мелодические структуры, не позволялось привносить ритмическую основу, все было очень ограниченно, ты должен был звучать так, будто бы только что изобрел эту музыку. И это было неплохо. Следовать идее, что необходимо оставить позади все, что тебе известно о звуке, довольно любопытно. Но в то же время нам казалось, что было бы круто сплавить воедино и нашу страсть к рок-музыке, и петли, и то, и другое.
В свободной импровизации в группе ты как музыкант несешь ответственность за тот материал, который вкладываешь в общее звуковое пространство. Другим приходится иметь дело с тем, что ты играешь. Мы подумали, почему с подобной ответственностью, свойственной абстрактному звучанию в импровизационном контексте, нельзя привнести в общую картину идиоматический материал, привнести в импровизационную практику грув, композиционные элементы, сериалистические структуры.
Мы начали экспериментировать с этой идеей. И выяснили, что это чрезвычайно заряжает музыку («it’s extremely energizing the music»)! Ты с напряжением момента, свойственным свободной импровизации, прыгаешь в систему нот и партитур, которые нужно очень точно сыграть, но потом композиционный фрагмент себя изживает, и ты с радостью и легкостью снова импровизируешь. У нас были совершенно замечательные эксперименты с этим принципом. Практически с самого начала и по сей день это и есть концепция Steamboat Switzerland.
Каков бэкграунд участников группы и насколько совпадают ваши музыкальные вкусы? Что вы слушали на момент знакомства и какая музыка звучит у вас дома сейчас?
Лукас был и остается фантастическим джазовым барабанщиком. Он знает о джазе и импрове все. Однако, я впервые встретил Лукаса в Дармштадте, и это что-то да значит. Дармштадтская школа Новой Музыки (Ferienkurse für Neue Musik) была знаковым явлением послевоенного модернизма и оказала влияние на сериалистов и пост-сериалистов: Шенберга (Arnold Schoenberg), Веберна (Anton Webern), Берга (Alban Berg). Разумеется, это не могло пройти мимо Лукаса, и он до сих записывает и издает на собственном лейбле произведения Штокхаузена (Karlheinz Stockhausen).
Доминик классический пианист. Он исполняет весь классический репертуар, иногда выступает как пианист, играет на церковном органе. Хаммонд он освоил еще в юности и до сих пор играет на нем в рок-группах. Он знает все от Deep Purple до Emerson Lake and Palmer, но главным образом, насколько я знаю, уважает King Crimson.
Мой бэкграунд — это классическая гитара и все, что с ней обычно ассоциируется, хотя я тоже поиграл в рок-группах. Если говорить о моих предпочтениях в юности, то это, конечно, Pink Floyd, Deep Purple, Led Zeppelin. Потом панк и нью-вейв типа Clash, Dead Kennedys, Police (я не люблю Стинга соло, но Police были отличной группой). Американский вариант нью-вейва около Dead Kennedys, сцена Сан-Франциско, Black Flag, Henry Rollins. Дэвид Боуи — мне всегда нравилось большинство его песен. Конечно, я хорошо знаю новую академическую музыку. Я находился под большим влиянием сериалистов, пост-сериалистов — если дома я поставлю пьесу Булеза (Pierre Louis Joseph Boulez) «Pli selon pli» утром, то она будет играть до вечера. Не могу снова не вспомнить Штефана Виттвера, с которым мне посчастливилось играть в одной группе. Его диск «World of Strings» 1990 года поразил меня как гитариста, это был совершенно новый для меня мир, крайне вдохновляющий! The Melvins — всегда хожу на их концерт, когда они выступают у нас. Shellac, одна из моих любимейших групп, на них я тоже всегда стараюсь попасть по возможности. Однажды в Барселоне мы с Full Blast играли с ними на одной фестивальной площадке, и я был абсолютно счастлив! Они сидели с краю сцены и слушали все наше выступление, то же самое сделали мы, это была потрясающая встреча. Антон Брукнер (Anton Bruckner) — как же без романтизма! Джаз — окей, я вышел из классики и рока, но было время, когда я играл на контрабасе все джазовые стандарты и слушал Колтрейна (John Coltrane) и всех этих джазовых ребят… По-моему пора остановиться, слишком много имен!
Очень интересует кухня Steamboat Switzerland. Как происходит работа с композитором? В какой степени ваша музыка импровизационна?
Мы импровизируем, но абсолютно естественно уходим в композиционный материал. В каком-то смысле это свободная импровизация, но можно сказать, что это импровизационное манипулирование импровизированными структурами, текстурами, композицией. Чего мы никогда не делаем, это совмещение композиции и импровизации, то есть или композиция, или импровизация.
У нас есть система «модулей», как мы их называем, идиоматических модулей, которые могут быть хардкор-риффом, сериалистической структурой, композицией Вертмюллера или кого-то еще, и т. д. У нас в запасе не один десяток таких модулей, и мы можем предлагать друг другу, какой мы играем сейчас и как долго, чтобы потом вернуться обратно в импров. Когда мы выходим на сцену, мы не знаем, что именно мы будем делать. У нас нет сет-листа. Мы импровизируем, мы используем целый комплекс знаков руками и музыкальных маркеров.
Иногда композиции много, и импровизация, в той или иной степени, играет роль переходов. Но это не то, что нам нравится. Смысл в том, чтобы одно подогревало другое, и обе формы одинаково важны. Иногда никто не дает никаких знаков, и мы просто импровизируем весь концерт. Бывает, мы решаем только импровизировать, не использовать заготовок вообще. Может быть такое, что промоутер просит сделать акцент на каком-то конкретном материале, скажем, с недавно вышедшего альбома, и мы можем договориться использовать что-то оттуда. Но обычно мы решаем в процессе, какие модули мы играем.
В этом российском туре у нас, возможно, не будет Хаммонда, поэтому мы просто не сможем использовать большинство наших модулей, разве что несколько риффов. Многое зависит от того, на каком инструменте будет играть Доминик, но раз уж мы не можем использовать весь наш арсенал, то будем импровизировать весь концерт. Доминик может извлечь достаточно средств для импровизации из сценического пианино или аналогового синтезатора. Но посмотрим, как все сложится.
Относительно работы с композиторами. Мы не работаем с любыми композиторами и не играем репертуарный материал, поэтому их совсем немного. Наиболее значимым для нас был и остается Михаэль Вертмюллер. Большинство используемого нами композиционного материала написано им.
Отличается ли ваша студийная работа от живого исполнения? Как концепция Steamboat Switzerland работает в процессе записи альбома?
Первый альбом Steamboat Switzerland «Live», пожалуй, единственный, который демонстрирует нашу концепцию совмещения (или правильней сказать чередования) импровизации и композиции. Материал альбома сведен из студийных записей и фрагментов концерта в Париже. То есть это постпродакшн, «вырезал-склеил», но он вполне отражает наш метод.
Все прочие альбомы (с небольшими исключениями) состоят из конкретных композиций или же полностью импровизационные. Например, последний альбом «Zeitschrei» включает семь композиций (на концертах они используются в основном как модули, комбинированные с импровом) и некоторых моментов импровизации. То есть наши альбомы по большей части демонстрируют те герметичные элементы, из которых мы собираем конструкцию на живых выступлениях, но не отражают всей концепции группы.
Несколько альбомов подряд вы издавали на кельнском лейбле Grob. Альбом 2013 года вышел на австрийском лейбле Trost. Причина в том, что первый не активен, или этот релиз изначально планировался на втором? Как вообще осуществляется у вас работа с лейблами?
Ты прав, большинство наших альбомов в прошлом публиковались на лейбле Grob. Но самый первый альбом, который я уже упоминал, вышел на швейцарском лейбле Unit. Интересно, что он до сих пор неплохо продается. Сейчас у нас на руках уже то ли пятое, то ли шестое его переиздание, и мы его по-прежнему очень любим. Если вспомнить о нашей модульной системе, о которой я рассказывал выше, сейчас, спустя более двадцати лет, мы все еще используем некоторые из модулей с этого альбома. То есть это по-прежнему живой материал, особенно несколько композиций от Штефана Виттвера, но в принципе большая часть того материала вполне актуальна для нас сегодня.
В это же время в Кельне набирал обороты молодой и бунтарский Grob. Ребята отлично взаимодействовали с различными андеграундными медиа, и даже с журналом Spex, очень важным на тот момент немецким изданием о поп и рок-музыке. Они пригласили нас издаться на лейбле, в итоге на Grob у нас вышло целых пять релизов. Очень жаль, что лейбл перестал функционировать, уже лет десять как, там какие-то проблемы личного характера… А могла бы быть длинная и интересная история. Диски все еще можно приобрести, но лейбл не активен.
И тогда же венский лейбл Trost, который изначально занимался инди-роком, стал проявлять интерес к фигурам вроде Петера Бретцмана. В 1997 они издали винил, а потом компакт-диск замечательного проекта Sprawl, в котором поучаствовали Peter Brötzmann, Michael Wertmüller, William Parker, Alex Buess и Stephan Wittwer. Для Trost это был первый нырок в экспериментальную музыку . Спустя несколько лет они вновь обратились к Бретцману, и издали несколько альбомов Full Blast. И это было здорово! Trost очень активный лейбл, прекрасно работающий с медиа, все релизы хорошо освещаются и рецензируются. И когда возникла эта ситуация с Grob, поскольку Full Blast уже был в каталоге лейбла, и на альбоме записаны композиции Вертмюллера, они выпустили «Zeitschrei», винил и компакт-диск Steamboat Switzerland. Им нравится создавать какую-то свою сцену, собирать вместе людей и группы, которые определяют идентичность лейбла. Свою поляну, скажем так («a kind of a court»). Так что для нас естественно работать с Trost. Есть планы на следующий альбом, который вполне вероятно выйдет там же. Увидим в следующем году.
Издание музыки для групп вроде нашей или даже Full Blast это, конечно, не про деньги. Да, мы что-то продаем, но рынок переживает трудные времена, если не сказать хуже. Смысл в публичности. Если у тебя есть компакт-диск, ты выходишь в публичное поле, у тебя есть обзоры, ты можешь распространять свою музыку физически. В туре тебе необходимо иметь носители для зрителей, промоутеров, новых знакомых. На концертах диски продаются совсем неплохо, особенно у Full Blast, и даже винил расходится — хорошая надбавка поверх гонораров на карманные расходы в поездке. Вообще говоря, никто из нас не живет на средства с продаж дисков, кроме, пожалуй, Бретцмана.
Лейблы теряют свою значимость, Trost здесь скорее исключение, они просто очень активны. Сейчас каждый может выпустить свой компакт-диск или, еще проще, сделать интернет-релиз. Тебе не нужен лейбл, потому что эту работу ты можешь сделать сам, не выходя из дома. Доминик занимается собственным лейблом , это маленькие тиражи, минимум публичности. Но мы издали у него один компакт Steamboat Switzerland. Когда Доминик записывает, например, Штокхаузена, он издает это на своем лейбле, ему не нужно искать издателя на стороне. Он специалист по Херману Майеру (Hermann Meier), швейцарскому сериалисту, — очень значимая фигура. Доминик, наверное, единственный, кто играет и издает его музыку.
Да, лейблы уже не так важны, но они есть, они работают, мы продаем что-то в турах, и случается, что и у Доминика уходят один-два диска за пару недель. Но повторюсь, есть исключения вроде Trost, и мы рады быть там.
Помимо классического трио Steamboat Switzerland существует в расширенном составе с приглашенными музыкантами, участвует в различных театральных проектах, например, в постановке «Das Allmachtsrohr» бернского культурного центра Dampfzentrale или в опере «Diodati. Unendlich» Михаэля Вертмюллера и Dea Loher, выступает с австрийским академическим оркестром Klangforum Wien. Но в дискографии группы есть всего один релиз в расширенном составе и никаких записей театральных проектов.
Вы не ставите такой задачи фиксировать какие-либо выступления за пределами трио или это вопрос времени и можно ожидать подобных релизов?
Да, это интересно, что на протяжении всех этих двадцати с лишним лет мы все время делали проекты за рамками трио. Как я уже говорил, мы не репертуарный ансамбль и не играем разную музыку от разных композиторов. Мы работаем с ограниченным кругом композиторов, которых знаем лично или которые кажутся нам очень интересными. Один из них Дэвид Драмм (David Dramm), американец, живущий в Амстердаме. Он услышал нас во время нашего тура в странах Бенилюкс и спросил, может ли написать что-то для Steamboat Switzerland. И вот у нас появилась пара отличных проектов на его музыку с приглашенными музыкантами. Один из них называется «Orange slice». В его основе идея двойного трио, то есть два клавишных инструмента, фортепиано или Хаммонд, две барабанные установки, две бас-гитары, и плюс, в данном случае, три трубы. Это фантастическая пьеса в исполнении нонета! Мы играли ее на разных фестивалях, джазовых или современной музыки, и часть даже записали. Но сделать полноценную запись довольно сложно. Это вопрос денег — собрать девятерых человек одновременно в студии на пару дней, причина в этом. Но пьеса живет, мы исполняем ее раз в пару лет, и это уже что-то.
Потом, конечно, работа с драматическим материалом. Уже некоторое время мы активно участвуем в театральных проектах, и это здорово! Был отличный период, когда мы исполняли оперы Вертмюллера «Weine nicht, Singe!» и «Valentin» в SchauSpielHaus в Гамбурге. Это огромная фантастическая аудитория, прекрасная музыка, отличные певцы, актеры, совершенно другой мир. Это как параллельная жизнь Steamboat Switzerland.
Большинство этих проектов довольно масштабны, чтобы их записать. Конечно, случаются записи отдельных исполнений, но все они неудовлетворительны — всегда что-то не так, как хотелось бы. Не всякая музыка должна быть записана. Люди слушают концерты, им нравится, для них это эксклюзивная история, и запись — это не первое, что мы держим в уме относительно этой музыки.
С Klangforum Wien мы играли на Donauechinger Musiktage, одном из ключевых фестивалей Новой Музыки. Огромный успех, все получилось прекрасно, но опять же, запись не удалась. Steamboat Switzerland extended можно услышать в радиопередачах, которые записываются, и с этими записями, наверное, что-то можно было бы сделать, но пока никто не удосужился предложить их лейблам. Кто знает, может когда-нибудь мы доберемся до этих файлов. Но пока здорово просто исполнять эти пьесы вживую, и нет такой задачи иметь их все на CD или DVD. У нас нет.
Интересный пример в этом смысле — с еще одной пьесой Вертмюллера для Кельнского Ensemble Musikfabrik, в которой играем мы с Бретцманом. Мы исполняли ее на нескольких фестивалях в Кельне, Хаддерсфилде, Кракове и буквально несколько дней назад в Дублине. И вот она выходит на Wergo. Все здорово, но материал был записан на самом первом исполнении пьесы пять лет назад, сейчас мы играем ее на совершенно ином уровне, и вроде как даже немного жаль, что эта запись опубликована. В этом нет большого смысла. Да, это документация, но куда приятнее просто исполнять пьесу и приглашать людей услышать ее на концерте. Иногда записи не настолько радуют, потому что мы эволюционируем и произведение звучит все лучше и лучше.
// часть 3. Филфак
Марино, ты обучался игре на гитаре в консерватории Цюриха. В какой момент ты взял в руки бас и почему это произошло?
После учебы в консерватории по классу гитары я начал осваивать контрабас. Просто купил его и начал репетировать. Играл джазовые стандарты в паре групп, довольно занятный опыт. Импровизировал на концертах. (Последние несколько лет мне не хватало времени нормально заниматься, так что сейчас я уже почти не играю на контрабасе.) Но уже учась в консерватории, я начал использовать бас-гитару, играя композиции из Новой Музыки. В конце 80-х, по крайне мере в Цюрихе, бас-гитаристы в основном были с джазовым или рок-бэкграундом, и не могли читать партитуры. А я умел, и поэтому у меня была работа, и мне нравилось играть на бас-гитаре эти композиции. И уже со Штефаном Виттвером и Лукасом в Sludge 2000, еще до Steamboat Switzerland, я импровизировал на электрической бас-гитаре. За это время бас-гитара захватила меня полностью. Конечно, я играю на гитаре, преподаю гитару, изредка выступаю с ней на концертах. Иногда я играю импровизационную музыку на акустической гитаре, бывает пропускаю ее через эффекты, которые использую для бас-гитары, играю импров и нойз. Существует акустический вариант Steamboat Switzerland, как было в самом начале. Но все-таки электрическая бас-гитара мой основной инструмент.
Наверное, можно сказать, что я гитарист, играющий на бас-гитаре. Потому что, на самом деле, моя игра не типична для басистов. Есть общепринятые техники игры, которые я никогда не практиковал. Я играю ногтями, как на гитаре, поэтому я не играю слэпом и не могу играть поп-музыку. У меня персональная техника игры.
Также ты изучал музыковедение и русский язык, в том числе в СПбГУ! Это было еще в СССР или уже в 90-е? Расскажи о своем опыте обучения в России. Как так получилось и какие впечатления остались от той страны?
После консерватории я учился в университете по направлению «история Восточной Европы, русистика и музыковедение». Также я изучал русский язык. Меня очень интересовали русская культура и славянские языки. Но я был студентом, у меня не было денег на поездку в Россию. Было всего два варианта это осуществить. Первый — поехать в качестве гида, и в начале 90-х я неоднократно бывал с группой студентов в Москве, пару раз в Сибири, проехал по Золотому Кольцу и т. д. Второй вариант — организовать поездку от Института славистики в нашем Университете. Именно таким образом в 1993 году я провел почти три месяца в Санкт-Петербурге, на филфаке. В этот приезд я практически сразу окунулся в петербургскую джазовую и импровизационную среду, а поскольку я взял с собой бас-гитару, то все время играл. Дима Каховский, басист, Олег Шавкунов, перкуссионист, который позже работал с Аквариумом, Коля Рубанов из Аукцыона — с этими ребятами мы играли в Доме Актера, на Пушкинской-10, в каких-то клубах. Я встречал Чекасина, общался с ребятами из Зга, был в гостях у Волкова. Это было замечательное время, очень важное для меня.
Безусловно, это был очень интересный исторический момент. Но для меня, конечно, гораздо важнее непосредственный контакт с людьми и культурой. В разгар 90-х, времена дефицита и криминальных войн, я бывал в России почти каждый год. Мы играли на SKIF в его первой редакции, пару раз гастролировали с Full Blast, однажды с KK Null, с Каспаром Бретцманом (Caspar Brötzmann), сыном Петера, и т. д., много-много раз. Мне хочется приезжать в Россию еще и еще, это одна из моих любимых стран для туров.
А остались ли какие-то аудио и видео документы того периода?
Я не думаю, что осталось много документальных материалов о тех турах. В 90-е и в начале нулевых «докумания» еще не появилась («пре-ютуб эра!»). Иногда я просто путешествовал без фотокамеры. Совсем другое время… Считалось, что импровизационная музыка полностью посвящена текущему моменту.
У меня есть несколько аудиокассет с записями середины 90-х, думаю, возможно найти у кого-то DAT- или видеокассеты. Я знаю, что существует аудиозапись нашего с Виттвером и Вертмюллером трио на СКИФе в 2003. Я давно хотел попросить Алексея Плюснина найти ее, но все это забывается. Да и он больше не имеет отношения к этому фестивалю. Я почти уверен, что есть аудио- и видеозаписи с участием швейцарских артистов у московского лейбла Длинные руки (например, Werner Lüdi, Stephan Wittwer and Michael Wertmüller года 1999-го примерно). Если интересно, стоит спросить у Людмилы Дмитриевой.
Марино, твой личный сайт не работает. Что это — отсутствие времени на его ведение или он просто стал не нужен?
Обычное дело. (смеется) Мне нужно было сделать какой-то пост, но я был в туре, что-то пошло не так, и сайт рухнул. У меня совсем не было времени заниматься этим, да и не хотелось его тратить. В то же время я вижу, что сайт сейчас уже не так важен. Я делаю имейл рассылку на пару тысяч адресов — все, кому интересно, в курсе, что происходит. У Петера Бретцмана нет сайта, а он до сих пор делает свое дело. Сайт это хорошо, но не обязательно. А что касается фейсбука и всего такого, я отказался от этого, мне не интересны социальные медиа.
-
В 2006 году швейцарский банк «Кантональ» провёл ревизию невостребованных вкладов и обнаружил незакрытый счёт на имя Владимира Ульянова, на котором лежит всего 13 франков. По сегодняшнему курсу Володе вполне хватило бы этой суммы, чтобы посетить концерт Steamboat Switzerland в Петербурге, который состоится в культурном центре Сердце 11 марта, начало в 20:00, двери открываются в 19:00.
Российский тур Steamboat Switzerland 2019
https://steamboatswitzerland.ch/de/concerts.html
11 марта — Санкт-Петербург, культурный центр Сердце
https://vk.com/steamboat1103
https://www.facebook.com/events/545802859246155
12 марта — Калининград, Сити Джаз клуб
http://jazzpub.ru/
13 марта — Нижний Новгород, Нижегородский центр немецкой и европейской культуры
http://ncnk.ru/event/steamboat-switzerland/
14 марта — Москва, культурный центр Дом
http://www.dom.com.ru/events/4345
Адольф Вельфли (Adolf Wölfli) — швейцарский художник-примитивист, один из наиболее ярких представителей Ар брют.
https://steamboatswitzerland.ch/de/adolf-woelfli.html
Sludge 5:0 — швейцарская группа с участием Штефана Виттвера. Несколько раз меняла название: Sons of Sludge, Sludge 2000, Sludge 3000
«our first dive as a label into (free/noise) jazz!»
https://www.trost.at/sprawl-s-t.html
d.b.waves
http://dbwaves.ch