Мне предложили написать статью про фестиваль «Рёбра Евы», участницей которого я была и на который собиралась ходить (и ходила) каждый день. Я согласилась и собралась писать по кусочку статьи каждый день, кроме первого, потому что я делала перформанс «Расскажи, зачем мне феминизм» (слушала записи воспоминаний женщин, переживших изнасилование, как современниц, так и советского периода) и уехала с фестиваля вымотанная, не послушав читку пьесы «28 дней», хотя очень хотела.

На второй день я поступила как умница-отличница. После фестиваля я приехала и писала вот это:

«Во второй день проходило закрытое обсуждение театральных практик и феминизма, говорили о средствах, аудитории, эстетике, а также затронули ряд других проблем активистской деятельности, которые прямого отношения к театру не имеют, но явно требовали высказывания и шеринга: как донести идеи феминизма и информацию о помощи, которую активистки могут предоставить женщинам, нуждающимся в ней, в какой момент ты можешь начать считать себя активисткой и т. д.

Публично был представлен перформанс „Ты сама виновата“ НГО „Провинция“ из белорусского города Борисов. Работа про виктимблейминг, транслируемый женщинами по отношению к женщине, пережившей насилие от партнера. Финал оголяет позицию авторки перформанса: все женщины, обвиняющие главную героиню, оказываются сами с синяками от побоев.

Следующим событием стал документальный спектакль „SKILL“ коллектива из Тольятти. Основой текста стал опыт заключённой колонии-поселения, а также разные жизненные ситуации насилия над женщинами.

много эмоций
заочницы
подвешенность в пространстве и времени»

Я тогда и не заметила, что силы формулировать мысли у меня кончились именно в тот момент, когда нужно было описывать самое важное: как много во мне откликалось на эту пьесу, собравшую в себя столько предрассудков, стереотипов, попыток анализировать мир с точки зрения устоявшихся мнений, что приводит к логическим ошибкам в рассуждениях героинь, нестыковкам, потому что их личное мнение, их личное отношение к разным вопросам (насилие, общение, конфликты, гомосексуальность) прорывается и озвучивается, оказывается противоположным первоначально высказанным позициям. Как здорово прописана пьеса, зритель_ница не знает, где находятся четыре собеседницы, почему они все вместе, почему не спят, почему в этом пространстве нельзя курить, сколько времени, что это за запах, на который они постоянно обращают внимание. Всё это дает ощущение какой-то потерянности, подвешенности в пространстве и времени, бесконечности истории каждой героини. Каждая героиня сталкивалась с насилием, эмоциональным и физическим, каждая переживала это по-своему: злилась и боролась, или соглашалась и возвращалась, или сомневалась в себе и медлила с решением.

А после читки одна из участниц рассказывает, что пришла поделиться важной информацией, о которой нужно срочно говорить: заочницы. Заочница — это женщина, с которой начинает общаться заключённый с помощью писем, звонков, сообщений. Они ни разу не видели друг друга, заключённый чаще всего в курсе, что женщина одинока, он старается сделать всё, чтобы расположить её к себе. А потом начинает потихоньку что-то просить прислать, а потом и приехать. Но, чтобы увидеться, необходимо состоять в браке. Этого заключённый и добивается. Заочницы — это женщины, которых обманывают, чувствами которых манипулируют. Это то, о чём необходимо сейчас говорить, потому что тема замалчивается всеми участниками и участницами. Если хотите убедиться в том, насколько патова эта ситуация, зайдите в группу vk.com/tyrma_razlyka.

Так вот именно это важное я и не могла написать после второго дня. Думаю: ничего, я просто устала. А впереди ещё 5 дней фестиваля. На следующий день снова дискуссия, теперь уже об уличных перформансах. И два спектакля вечером. Тут стало мне ясно, что писать о фестивале каждый день невозможно. Потому что это будет статья обо всех видах насилия, о боли, в том числе моей, о несправедливости, об отсутствии базовых прав у женщин. Вернее это могла бы быть статья обо всём этом, но я не смогла бы её написать. Потому что каждый день фестиваля я переживала столкновение с таким количеством триггеров, что казалось, эти переживания меня разорвут.

Во время просмотра первого спектакля третьего дня «Сны моей жизни» я поняла, что меня бомбит. Спектакль заявлен как история писательницы Авиловой, которая не смогла сделать карьеру из-за того, что в конце 19 века женщина была поглощена бытом и иерархическими отношениями. Но фокус внимания всё время сохранялся на взаимоотношениях замужней Авиловой и А. П. Чехова, который мелькал в её окне, как изменчивое осеннее солнце, простите мне это пошловатое сравнение. Он появлялся в её жизни, у них были взаимные чувства, но никакого развития отношений не было (абсолютно чеховская такая история), а у героини было стабильное чувство вины, что это она делает что-то не так, именно поэтому отношения их не развиваются. Это история про вполне себе нездоровые отношения, романтизированные в стиле 19-го столетия. Так что неудивительно, что меня бомбило, я была не согласна с оптикой, с тем, как показана эта история, что нисколько не умаляет ценности и важности спектакля. Дискуссия была очень оживлённая, но в какой-то момент достигла неожиданно высокого градуса: высказалась женщина, считавшая, что нельзя винить мужчин, что бывают красивые мужчины и женщины, что женщина должны помогать мужчине и т. д., я полагаю, что дискурс по этим трём отсылкам узнаваем. Стало так жарко, что многие начали выходить из зала, я тоже ушла. В курилке мы долго снимали напряжение стёбом и смехом, потому что это нужно было как-то пережить. Ведь вступать в ожесточённый неконструктивный спор никто не стал бы. Мы же все против насилия.

Следующий спектакль вызвал во мне не меньший отклик. Пьеса Светланы Лукьяновой «В день, когда умер мой дедушка» была под угрозой срыва, потому что у актрисы умер дедушка. И это не шутка. Актриса была найдена среди участниц фестиваля, монолог читала Алёна Бударина. Это прекрасно выписанная зеркальная история, начинающаяся и заканчивающаяся сексом между девушкой и её партнером. Первый секс намеренно шаблонно идеальный (и кончили они в один момент), по абсолютному согласию с двух сторон. Дальше зритель_ница видит нежные романтические отношения между партнёрами (они едут вместе в машине, слушают любимую музыку, он подвозит её в институт). И тут страшная новость: у неё умер дедушка. Партнёр приезжает к главной героине, отвозит её домой, смотрит с ней фотографии дедушки, она плачет, рассказывает истории. Потом они ложатся на тот же самый диван, она успокаивается. И, да, тут случается ещё один половой акт, инициированный партнёром. Героиня не смогла отказать.

Тут надо отступить и рассказать, как была выстроена эта сцена. Светлана Лукьянова, авторка пьесы, перед началом вышла и задала несколько вопросов:

«Нужно, чтобы вы вспомнили фразы, которые вы слышали в детстве. У вас бывало, что вы не хотели чего-то делать, но родители вас заставляли? Какие фразы они вам говорили? А было ли такое, что вас просили обнять или поцеловать кого-то из взрослых, а вы не хотели? Какие фразы вам говорили? Теперь вопрос уже из взрослой жизни. Бывало так, что к вам на улице приставал мужчина, и вы пытались ему объяснить, что вы не заинтересованы? Что вы ему говорили? А что вы ему говорили, если он не понимал на десятый раз?» Люди из зала, ответившие на вопросы, сели в первый ряд, и в тот момент, когда главная героиня колебалась, соглашаться на секс или нет, именно эти фразы звучали в ответ на её внутренние вопросы.

Дискуссия после спектакля была эмоционально напряжённой. Чья ответственность в том, что произошёл секс, которого не хотела девушка? Это её ответственность, ведь она не сказала «нет»? Это его ответственность, ведь он знал, что произошло и в каком она состоянии? Варя Михайлова проговорила, что важная часть культуры согласия не только в том, что «no means no», но и в том, что «only yes means yes».

Для меня этот спектакль стал экватором фестиваля в эмоциональном смысле. Я поняла, что количество поднятых чувств достигло критической точки.  И тут начинается моё осознание того, зачем мне был нужен фестиваль «Рёбра Евы».

На следующий день был просмотр видео-арта про женскую сексуальность «Божественная матрица» творческого объединения «Наденька». Это компиляция реальных ответов женщин на вопросы про их взросление и информации о женской физиологии, психологии, сексуальности. В конце дискуссии, когда все отклики на видео были проговорены, участницы начали делиться своим проживанием фестиваля, и стало ясно, что многим трудно перерабатывать внутри столько триггерных тем, предъявленных в таком объёме в пространстве одного фестиваля. Мы помолчали, те, кто хотел_а, выговорились. Тогда мне стало ясно, что этот сложный опыт объединяет нас. Я почувствовала поддержку, принятие. Я почувствовала общность.

В этот день на фестивале проходил цикл перформансов «Без места» арт-группы из Минска ВИА «Красный борщевик». Участницы_ки группы сделали публичную акцию, накормив прохожих борщом, показали перформанс «вМесто сочувствия» в пространстве «Арт-измерение». Яня Зайчанка читала отрывки из книги «Второй пол» Симоны де Бовуар, а Янис Саар переодевал её из нейтральной одежды в маркировано женскую (платье, туфли) и наносил на лицо косметику, а в конце заклеил рот прокладкой и унёс все вещи и косметику в чёрном мусорном мешке.

После был спектакль от кризисного центра для женщин. Столько историй насилия. Самым сложным моментом для меня оказалась сцена, в которой все участницы повернулись подруга к подруге и стали рассказывать разные сложные истории как что-то смешное. Но одна из них начала говорить про ссору с подругой и панические атаки сорвавшимся голосом. Этот голос боли, ворвавшийся в как бы светскую беседу, переломил что-то во мне.

И мне хочется рассказать сейчас о прекрасных работах участниц финской группы, о видео-арте, о том, как я участвовала в читке пьесы Виктории Скибиной «Одиночки», о фемстендапе, но в своём длинном повествовании я остановлюсь на другом.

В субботу мы делали фемзин на зинодельне Наташи Матвеевой и Алёны Будариной из феминистской группировки из Тольятти. Именно в этот день я максимально сформулировала для себя, зачем и про что для меня фестиваль «Рёбра Евы».

Это фестиваль, на котором чувствуешь, что у тебя есть единомышленницы, которые готовы поддержать и прийти на помощь по мере своих сил, что ты в безопасном пространстве. Это сестринство. Я почувствовала это впервые и благодарна всем, кто создавал это пространство. Организаторкам, волонтёркам, участницам. За тактичность, за вербальную и невербальную поддержку, за заботу, за смелость говорить на сложные темы. Сестринство — это такая положительная среда, на которую можно внутренне опереться и делать важное в феминизме. А важным может быть разное: и публичную акцию провести, и лекцию прочитать, и фестиваль организовать, и еду для фестиваля приготовить, и гостей на входе встретить, и иллюстрацию нарисовать и т. д.

Закончу фразой из текста Наташи Матвеевой из фемзина, отражающей всю ту нежность и поддержку, которую я чувствовала на фестивале:

«Я хотела бы попросить тебя об одолжении: цени любое своё усилие, любой свой труд. Ведь даже если сегодня ты не можешь встать и просто лежишь в направлении феминизма, твой вклад так же важен, как любой другой, даже если ты просто изучаешь теорию, читаешь паблики, волонтёришь, живёшь идеями феминизма или хотя бы просто думаешь о том, как сделать этот мир лучше, то я хочу сказать тебе спасибо и признаться в большой любви».

Фемзин можно посмотреть здесь.