Привет, меня зовут Ваня Демидкин. Я один из членов большой команды инициаторов, организаторов и участников «Фестиваля Перфотачки». Это самоорганизованный некоммерческий фестиваль искусств, полностью собранный вокруг серой Toyota Corolla 1987 года, так называемой Перфотачки. В этом тексте я расскажу, как более ста человек решили посвятить свое время старой машине, зачем они (мы) сделали 29 арт-проектов за месяц, что из этого получилось и кому оказался нужен такой фестиваль.

Что такое Перфотачка?

В 2016 году актер и художник Павел Дорохов купил свою первую машину, а через пару лет вместе с театральной компанией «Перфобуфет» выпустил спектакль «Перфомск. Пейзажный trip», который играется зимой для одного зрителя в едущей по Петербургу машине с омскими номерами. В ходе 3-часового спектакля участники, в прошлом реальные жители Омска, разыгрывают ситуацию поездки по родному городу с посещением когда-то важных для них мест, со встречами друзей и звонками близких. Но так как все это происходит в Петербурге, именно в наложении двух пространств друг на друга оказывается заключена одна из механик спектакля. Собственно, в тот момент звезда японского автопрома и приобрела свое имя, став одновременно и медиумом, и участником спектакля — так появилась Перфотачка.

Следующие несколько лет карьеры Перфотачки стали органическим продолжением омского мифа: помимо репертуарного проката спектакля, спин-оффы зимнего «Перфомска» игрались на Летнем фестивале искусств «Точка доступа» и на выставке «Убежище» в Музее Стрит-Арта. Кроме этого, она эпизодически появлялась и на других проектах, но лишь как транспортное средство, пусть и наполненное своей историей в искусстве. Как вы могли заметить, я не говорю об истории Перфотачки «вообще», потому что о первых двадцати девяти годах ее жизни практически ничего не известно. На момент покупки Перфотачки ПТС (паспорт транспортного средства) был такой длинный, что ее нынешнему владельцу Павлу Дорохову выдали новый, а старый утилизировали вместе с историей машины. Тем не менее, мы пробовали узнать ее сами: согласно сервису по проверке автомобиля «Автотека», у Перфотачки были 9 владельцев, попадание в ДТП и скрученный пробег (если хотите, вы можете ознакомиться с полным отчетом здесь).

Машины в искусстве — не новость!

Автомобили и до Перфотачки оказывались частью художественных произведений, поэтому мне хотелось бы собрать здесь небольшую подборку таких проектов, чтобы уловить контекст, в который мы попадаем, когда говорим о машинах в искусстве. В отличие от нашей Тойоты Короллы, большая часть известных мне работ использует автомобили лишь как транспортное средство или объект материального мира со всей полнотой его символической нагрузки. При этом, я практически не встречал работ, которые критически осмысляют автомобильную культуру: например, тот вред, который машины наносят экологии. К тому же, это скорее однократные инициативы, тогда как мы затеяли «Фестиваль Перфотачки», чтобы сделать поворот от простого использования автомобиля к длительному созданию его карьеры, через которую проявляются разные художественные инструменты и практики. Вернусь к примерам.

В марте 2017 года художник Росс Гудвин отправился в путешествие, ставшее оммажем роману Джека Керуака «В дороге» — это был проект 1 The Road. Гудвин поехал из Нью-Йорка в Новый Орлеан на машине, которая была оснащена различными датчиками. Во время поездки ИИ, обученный на корпусе литературы из нескольких десятков миллионов слов, печатал роман на чековой бумаге. А параметры, которые считывали установленные на автомобиле датчики, влияли на характеристики текста: например, описания времени суток или места событий. К слову, в 2018 году книга была издана в Jean Boîte Éditions без какой-либо редактуры. По мнению художника, оставшиеся в тексте грамматические и пунктуационные ошибки должны в том числе демонстрировать текущие возможности и ограничения сгенерированного текста, что может быть полезным для будущих исследований.

В то же время российский театр может похвастаться сразу несколькими проектами с автомобилем. Во-первых, была «Скорая театральная помощь» — проект московского театра «Тень», который игрался в специальном авто, так называемом театромобиле. Внутри него была сделана полуметровая сцена с декорациями и «помпезная театральная ложа» на три места. Во-вторых, был Cargo Moscow — спектакль компании Rimini Protokoll, где зрители едут в кузове грузовика с двумя дальнобойщиками, рассказывающими о своей работе и жизни. Играя с понятием сцены, авторы сделали одну из стен грузовика прозрачной, чтобы все попадающие на глаза зрителя предметы становились частью спектакля. В Москве проект был адаптирован компанией «Импресарио» Федора Елютина.

Один из моих любимых примеров — Car Park финской компании Toisissa tiloissa, где зрители через серию воркшопов пробуют себя в роли автомобиля на парковке. Согласно описанию проекта, перформанс состоит из пяти частей: автошкола («сбор и инструктаж за пределами парковки»), парковка («переезд на парковку и превращение в человека-машину»), ожидание («изучение парковки с точки зрения машины»), развлечение («вариации существования человека-машины») и выставка машин («возвращение в человеческой облик»). В итоге получается эксперимент по расшатыванию взгляда на мир с привычной человеческой позиции. К слову, российскому зрителю может быть знаком другой проект компании — Wolf Safari, который в 2017 году показывали на фестивале искусств «Точка доступа» под названием «Охота».

Но все это лишь недавние примеры, тогда как их можно найти и в гораздо более раннем прошлом. Например, в 1964 году американский художник Алан Капроу устроил перформанс Household, для которого пригласил женщин слизывать джем с автомобильного капота, видимо, воспроизводя в абсурдном ключе стереотипный и сексуализированный образ моющих машину женщин. А в 1974 году другой американский художник Крис Берден в рамках перформанса Trans-Fixed устроил собственное распятие: он был прибит ладонями к Фольксвагену Жуку.

Если вам интересно изучить другие работы, в которых художники и художницы используют автомобили, вы можете найти их в моей подборке здесь. А я, пожалуй, вернусь к рассказу о «Фестивале Перфотачки», ведь главные обстоятельства уже стали ясны — фокусироваться на машине как объекте стало нормой для искусства, тогда как мы стремились сделать поворот в сторону создания ее карьерного мифа. Об этом, а также о том, как машина приобретает собственную агентность, я и буду рассказывать дальше.

Как появился «Фестиваль Перфотачки»?

В начале июля 2021 года на одной из прогулок Артем Томилов сказал Павлу Дорохову, Роману Хузину и мне, что было бы круто сделать фестиваль вокруг Перфотачки. Но тогда мы разошлись без четкого плана осуществить это. В середине июля я предложил Артему еще раз вернуться к этому разговору, что имело свои причины. В тот момент мы с ним работали над «Необъяснимо прекрасно», серией реэнактментов перформансов прошлого в рамках фестиваля «Точка доступа». Как и любая система, фестивальное производство имеет свои плюсы и минусы, то есть законы, которые влияют на процесс работы и конечный результат. В середине июля мы занимались «Необъяснимо прекрасно» уже пару месяцев, поэтому и у меня, и у Артема был запрос на альтернативное творчество — не в качестве критики «Точки доступа», а в качестве просто чего-то другого. Собственно, идея альтернативного производства и стала одной из главных для всего проекта.

В связи с тем, что «Фестиваль Перфотачки» — это низовая инициатива, мне кажется важным восстановить процесс подготовки шаг за шагом, чтобы через репрезентацию действий установить и наш метод. Первичной разработкой проекта занималась команда инициаторов из семи человек, которых пригласили мы с Артемом: Павел Дорохов, Мария Слоева, Софа Кругликова, Роман Хузин и Алиса Балабекян. Вместе мы сформулировали стартовые принципы работы: отсутствие отбора на фестивале, горизонтальность принятия решений, лабораторное отношение к фестивалю, а также отсутствие даты окончания проекта, ведь он должен идти столько, сколько проектов на него прислано. Также наша команда инициаторов определила формальный вектор будущего фестиваля. В опен-колле на участие проектов он звучал так:

«Мы ждем идеи ваших спектаклей, перформансов, акций, инсталляций, лекций, образовательных проектов и любых других художественных форм как офлайн, так и онлайн. Нам как кураторской группе интересно то, что находится в плоскости так называемого Live Art, но это не значит, что ваши проекты должны ограничиваться этим. Главное и, по сути, единственное условие для участия в фестивале: все проекты должны быть сделаны вокруг Перфотачки — серой Toyota Corolla 1987 года».

После этого мы как инициаторы сделали 1-й опен-колл «Фестиваля Перфотачки» через личные соцсети, предложив всем желающим присоединиться к организации фестиваля. Так появилось второе по счету образование внутри проекта — команда организаторов и чат «Фестиваль Перфотачки», в который пришли 38 человек разных профессиональных идентичностей: художники, фотографы, продюсеры, актеры, драматурги, исследователи, администраторы, кураторы. Ни у кого из нас не было закрепленных заранее функций, а задачи стали распределяться в чате и гугл-документах, согласно желанию всех участников и участниц. Какие-то из них доводились до конца (например, были разработаны система донейшна и сайт), а какие-то терялись в общем потоке (мы так и не смогли договориться с владельцами автосалонов Тойоты о фотосессии организаторов). Естественно, такая форма взаимодействия между нами быстро привела к тому, что труд стал распределяться неравномерно, но и этот аспект стал частью нашего исследования.

Например, Мария Слоева начала свой проект «Перфовремя» — гугл-таблицу, куда все по ее просьбе должны были вносить данные о количестве потраченного на фестиваль времени вплоть до мельчайших и невидимых задач. Так мы все могли наблюдать, насколько сбалансированно или несбалансированно идет работа в команде, и вследствие этого совершать изменения в структуре организации. Проект Маши подтверждает одно из главных достижений «Фестиваля Перфотачки»: он стал для нас игрой в создание фестиваля, а результатом этой игры стал настоящий фестиваль. Объясню чуть подробнее.

Несмотря на то, что название «Фестиваль Перфотачки» было выбрано нами интуитивно, сейчас я могу ретроспективно назвать это последовательным решением, которое в том числе отражает основную идею нашей работы. Мы не случайно вносим слово «фестиваль» в название проекта, ведь это характеристика не только взятого нами формата, но и сам объект исследования. По сути, перед нами встал вопрос: что требуется, чтобы вокруг машины случился фестиваль? Или: что должно произойти, чтобы все сделанное было названо фестивалем? Отвечая на эти вопросы, мы стали разрабатывать систему отношений между нами.

На следующем этапе команда организаторов, в которую также входили инициаторы, сделала 2-й опен-колл — на участие в фестивале, где также не было отбора, а в программу вошли все идеи проектов, которые были в достаточной степени разработаны. По итогу мы получили афишу из 34 проектов художников и художниц из Петербурга, Москвы, Брянска, Минска и других городов. В процессе работы часть проектов отвалилась, так что на фестивале в период с 6 сентября по 5 октября было показано 29 уникальных проектов, а некоторые из них по несколько раз.

Последовательность появления людей на фестивале я описал не случайно, ведь несмотря на стремление к горизонтальности, мы не смогли преодолеть тот факт, что постепенное расширение команды привело к появлению иерархии, где есть те, кто задумали проект, и те, кто к нему присоединились. Например, я помню свой разговор с Лизой Коливерда, которая была одновременно организаторкой и участницей фестиваля. Несколько раз она говорила «ваш фестиваль», тогда как я искренне считаю, что это «наш фестиваль» — всех тех, кто работал на нем. При этом, как вы могли заметить, в публичном поле про фестиваль рассказываю именно я.

Конечно, с кем-то удавалось проговорить равнозначную причастность к фестивалю. Например, однажды ко мне подошла продюсерка Алина Мустафаева. Она рассказала, что репетиции их перформанса проходят на площадке проекта «Россия — страна возможностей», который они хотели бы поблагодарить за помощь. Алина спросила, не против ли «наша команда» такой коллаборации. Я ответил ей, что раз «Фестиваль Перфотачки» — это игра, то мы все подчиняемся тем правилам, которые были сформулированы заранее. И так как на фестивале нет отбора, в него может быть включено все, что хочет и может включиться. Собственно, это одна из причин, по которым наш фестиваль можно назвать экспериментальным: мы создали условия, сформулировали гипотезу, а затем стали проверять все это на практике.

Как была устроена работа с заявками?

Для работы с заявками проектов мы создали еще один чат, куда пришли все организаторы, которые хотели в разных ролях участвовать в кураторской работе — вести один или несколько проектов. Затем мы начали изучать заявки и распределять их между теми, кому важно было работать с конкретными проектами из личного интереса, а оставшиеся заявки поделили между собой те, кто вызвались работать больше других. За кем-то закрепился один проект, а за кем-то по пять или шесть. Так каждая заявка получила себе индивидуальных куратора или кураторку, которые связывают проект с командой фестиваля и водителями Перфотачки, дают фидбек, помогают с реализацией концепции и написанием текстов. При этом, мы договорились, что если кураторы присылают свои заявки на участие в фестивале, то за ними никого не закрепляют, а они сами ведут свои проекты.

Кроме того, для сохранения чистоты коммуникации, Елена Погорелова взяла на себя роль той, кто устанавливает первичную связь со всеми авторами и авторками заявок. Мы коллективно составили письмо, в котором еще раз проговорили те зоны ответственности за проекты, которые мы разделяем вместе с их авторами, и те, которые решаются ими индивидуально. Получив согласие продолжать работу в ответ на установочное письмо, все кураторы и кураторки брались за работу.

Как отсутствие четкой структуры не превратить в хаос?

Чтобы сохранить горизонтальную структуру команды, нам пришлось изобретать механизмы работы на каждом этапе. Расскажу об одном их тех, что наиболее ярко показывает возможную методику работы — о формировании дизайна. Перед нами встали очевидные вопросы: как сделать коллективный проект, сохранив визуальное единство соцсетей, афиши и логотипа? И как предложить разным людям заниматься дизайном по желанию, чтобы не нагружать одного человека колоссальным объемом бесплатной работы? В итоге мы сделали так: попросили дизайнерку Анастасию Липатову вместе с разработкой логотипа сделать для нас гайдлайн по будущей работе с визуальными материалами: описать выбранные шрифты, цвета и формы, которые в дальнейшем каждый из нас мог бы использовать индивидуально. Так мы создали концептуальный каркас, но сохранили возможность для его кастомизации.

Еще одна особенность «Фестиваля Перфотачки» заключается в том, что многие его элементы были созданы не из необходимости, а по желанию авторов либо попробовать что-то новое для себя, либо организовать деятельность, в которой они чувствуют себя специалистами. Так, например, я сделал фестивальные наклейки, вырученные деньги с продажи которых пошли на бензин Перфотачки, а Катя Шумилова собрала стикер-пак с Перфотачкой для Telegram. Еще более важный для меня лично пример — это работа Ирины Саррар. Она живет в Нью-Йорке и работает с инклюзивным дизайном, поэтому предложила свою помощь в написании для наших постов альт-текстов — текстовых описаний изображений, которые позволяют незрячим и слабовидящим пользователям иметь доступ к нашим материалам. Три перечисленные мной примера роднит тот факт, что фестиваль мог бы пройти и без них, но личная заинтересованность каждого лишь увеличила объем от создаваемого проекта. И все благодаря игровому характеру фестиваля, его открытой структуре.

Какие проекты были сделаны на фестивале?

Напомню, что мы описали «Фестиваль Перфотачки» как исследовательский проект, а в результате исследования можно собрать и какие-то выводы. Один из них касается среза тех инструментов, которые использовали художники и художницы в своих работах. Здесь я бы хотел описать часть проектов, а через них — спектр выбранных методов и средств для взаимодействия с Перфотачкой.

Стратегия, с которой мне хочется начать, касается постоянного использования автомобиля в популярной культуре, и вместе с этим — детской мечтой многих оказаться частью фильмов, игр и книг. На фестивале были сделаны сразу несколько проектов, которые так или иначе были вдохновлены этой темой, а Перфотачку предлагали в качестве медиума для нее. Например, команда DramaTechie из Беларуси показала перформанс «Кино-Такси». Для него Мария Танина и Лиза Коливерда собрали культовые сцены из кино, которые были сняты в машине (от «Красотки» и «Трех тополей на Плющихе» до «Джеймса Бонда» и «Криминального чтива»), а затем предложили зрителям пережить их в Перфотачке.

Схожую возможность зрителю дал Федор Лудинов в проекте «Стритрейстенсив» — опыт уличных гонок. Автор создал все необходимые для этого условия: сначала провел лекцию о зарождении гонок, об их видах и техниках вождения. Затем зрители тестировали полученные навыки на специально собранном симуляторе (на деле — Need For Speed Most Wanted с рулем и педалями, подключенными к ноутбуку на пюпитре). Наконец, действие переходило в настоящие гонки и настоящий спектакль — из ниоткуда появлялся актер, бросал вызов новоиспеченным гонщикам и устраивал с ними заезд. И надо сказать, что зрители всегда побеждали, потому что они все-таки главные в театре. В конце Федор выдавал всем сертификаты о прохождении курса по стритрейсингу, а также индивидуальный ключ-брелок. На мой взгляд, «Стритрейстенсив» и «Кино-Такси» объединило не только вдохновение поп-культурой, играми и кино, но и выбранная для проекта эстетика — притягательная наивность и сознательная иллюстративность.

Здесь же хочется упомянуть еще два проекта, которые использовали Перфотачку как медиум, но с другими целями и с помощью других инструментов. Очень простую, но изящную форму для построения отношений с машиной нашла Александра Магелатова. Ее проект «Машина времени» встал в один ряд с DeLorean Эмметта Брауна и отправил нас в детство Саши через расположенные в машине фотографии, тексты, музыку и объекты. Получилась документальная инсталляция, для которой Перфотачка стала носительницей опыта художницы.

А второй проект был сделан сразу в двух версиях — это «ЛИНчмашина / Твин Пикс» и «ЛИНЧмашина / Дикие сердцем». Их собрала команда из трех человек: Анастасия Быцань, Марина Бурдинская и Вацлав Дембовский вместе с приглашенными перформерами. В чем заключался проект? По мнению авторов, в фильмах Дэвида Линча машина — не просто транспортное средство, но полноценный герой. Поэтому они предложили зрителям воспроизвести сценарии его фильмов в Перфотачке, заполнив собой внутреннюю драматургию поездки. Этой же командой на фестивале был сделан и другой проект, стартовым движком которого стал первоначальный миф Перфотачки — ее омские номера и корни. Настя, Марина и Вацлав сделали уличный концерт, где наша Тойота стала проводником для зрителей в историю другого культового омича — Егора Летова. В проекте «Русское поле экспериментов» авторы и большая команда артистов и рассказали о самом музыканте, и исполнили треки «Гражданской обороны».

Что еще важно сказать об этих показах? Это были буквально единственные проекты, где авторы серьезно, а не иронично, как в «Стритрейстенсиве», создавали героев и присваивали текст, то есть работали не исключительно концептуальными методами. И выглядело это крайне неожиданно на фоне других проектов.

Возвращаясь к перечню методов, родственный «Русскому полю экспериментов» маршрут был выбран художниками Ксенией Коган и Евгением Марковым в проекте Timemachine. Их перформанс был устроен как рейв из двенадцати треков, каждый из которых соответствовал году выпуска одного из поколений Тойоты Короллы. Тем самым мы прошли историю Перфотачки через музыку Radiohead, Nirvana, Мадонны, The Beatles, Тату и многих других исполнителей.

Чаще всего, при этом, художники и художницы на фестивале работали с двумя формами: спектаклями-променадами и аудиоспектаклями. С одной стороны, многие выстраивали структуру своих проектов на основе выбранного маршрута поездки, который был на следующем этапе каким-то образом концептуализирован: среди таких, например, можно назвать Terra Absentia, «Зона комфорта», «Гипнотачка», Fake Taxi, «Инопланетный гость» и «Реконструкция радости». С другой стороны, записанные каким-либо образом аудиоматериалы запускались в машине, тем самым создавая нарратив вокруг присутствия зрителя в автомобиле: «Свидание в Перфотачке», «Таксов-Таксян-Таксиладзе», «Я снова это слышу и прохожу мимо, потому что устал» и «Голос дороги».

Были также проекты, которые близки по духу классическому перформансу как жанру. Например, я сделал работу «Чувство единения с партнером», которая построена вокруг того же действия, что и «Парадокс практики» Франсиса Алюса. В течение пяти часов я толкал исправно работающую Перфотачку по центру Петербурга, а зрители и случайные прохожие присоединялись ко мне. Но если перформанс Алюса фокусировался на бессмысленности физического действия, то в моем случае действие отсылает к эпизоду из повседневной автомобильной жизни. Интересно, что до ивента я сформулировал этот перформанс как опыт по взаимодействию с людьми на дороге, тогда как машина окажется медиумом, или той силой, которая сделает встречу с другими возможной. И внутренне готовился к этому — к широкому спектру коммуникаций. Но после начала перформанса стало ясно, что для меня этот опыт имеет другое значение — он касается взаимодействия с автомобилем, поиска адекватного способа приложения себя к нему, чтобы толкать пять часов в принципе было возможно. В общем, исключительно про меня и машину.

А когда речь заходит о проекте Федора Курехина Make Out In My Car, я сразу вспоминаю практики «Коллективных действий». В 18:54 5-го ноября 26 зрителей вышли из электрички на станции Пл. 47 км., где их встретил я и повел на границу леса. Стоявший там Федор объяснил, что происходит: двое мужчин решили уединиться на обочине шоссе для любви, но зло близко, и только поэзия, собранная зрителями в лесу, может помочь им справиться со злом. Зрители поняли всю серьезность момента и с фонариками в руках отправились в лес. Там они должны были найти 6 частей поэмы, пробраться к Перфотачке на обочине и прочитать поэму для двух любящих друг друга в машине мужчин. Когда они сделали это, машина резко уехала — мужчины подумали, что это были копы. Тогда Федор повел всех туда, куда поехали мужчины. Когда мы пришли на футбольное поле с горкой и качелью в лесу, всем стало ясно, что зло отступило: мужчины поцеловали друг друга, а я в микрофон объявил, что «Фестиваль Перфотачки» окончен.

Зачем все это было?

Помимо обнаружения целого спектра инструментов и форм для работы с машиной, я заметил еще несколько фестивальных аспектов, исходя из которых можно сделать какие-то выводы о состоянии сегодняшнего театра и перформанса, их культурного и социального статуса. Если внимательно изучить афишу «Фестиваля Перфотачки», то можно заметить, что большую часть программы составляют женщины*. И в условиях, когда доступ к театральному производству скован множеством патриархальных устоев, а в образовании распространены гендерные стереотипы, я вижу необходимость в таком проекте, как «Фестиваль Перфотачки». Он дает необходимый минимум для художественной пробы без отбора или порога входа. Как куратор фестиваля я также хочу сказать, что, как минимум, треть программы была сделана людьми без художественного образования. Для многих из них это был первый самостоятельный опыт в творчестве. «Фестиваль Перфотачки» оказался горизонтальной инфраструктурой для пробы себя в той профессиональной плоскости, доступ к которой ограничен. При этом, конечная цель самоорганизации заключается не только в создании автономной ниши, свободной от иерархии существующего театрального производства, но и в трансформации этого производства изнутри путем игры. Уже сейчас мы формулируем следующие проекты: например, «Неделю Перфотачки в Москве» с целью обыгрывания колониального устремления российского театра в столицу и «Тур Перфотачки по России», для которого в разных городах — от Казани до Новосибирска — мы планируем сделать лаборатории с местными художниками и художницами по созданию проектов для Перфотачки.