28 апреля в Петербурге на площадке «Это Здесь» открылась pop-up выставка «Музей съедобной земли» известной нидерландской арт-персоны российского происхождения masharu. masharu — творческая личность с научным бэкграундом. В 2011 году они 1 1 masharu имеет небинарную гендерную идентичность. В устной и письменной речи некоторые нонбайнери (сокращенно энби или иногда гендерквир) предпочитают использовать гендерно нейтральный язык без привязки к родовым окончаниям. В интервью мы придерживаемся гендерно-нейтрального русского языка, используя связку ты + глагол мн. числа и пиша имя художни_цы — masharu латиницей и со строчной буквы. Таким образом отпадает необходимость склонять имя. Ударение в имени падает на последний слог. (подробнее: https://drive.google.com/file/d/1lrE6BDmyReyDf8KtQbCvYrJjHisG0_J4/view) получили phd по математике и с отличием окончили Амстердамскую фотоакадемию. В 2013–2014 годах masharu участвовали в программе «Искусство в резиденции» в Королевской академии изящных искусств в Амстердаме. В 2018 году masharu работали в Нидерландском институте перспективных исследований в области гуманитарных и социальных наук (NIAS-KNAW). Художественные и научные работы masharu выставлялись, демонстрировались и публиковались в более чем 30 странах.

Как гласит статья из Википедии, геофагия (или: литофагия, камнеедение, землеедение) — это «употребление в пищу минералов, горных пород, почвы, золы, грязи животными и людьми» 2 2 Геофагия у людей чаще всего замечена в сельских или доиндустриальных обществах среди детей и беременных женщин. Данное явление среди людей и приматов (что весьма характерно для тропических и субтропических областей Земли) обычно объясняют стремлением к лечению расстройств пищеварения диарейного типа. Геофагия также наблюдается при железодефиците. При некоторых психических болезнях происходит извращение вкуса, и человек может поедать землю, глину и другие несъедобные субстанции. Чаще всего наблюдается при умственной отсталости и шизофрении. Геофагия у людей описана в 1852 году немецким врачом Карлом Гейзингером. Впоследствии в психиатрии геофагия получила название синдрома Гейзингера (или в другой транскрипции синдром Хойзингера https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D0%BE%D1%84%D0%B0%D0%B3%D0%B8%D1%8F . masharu делает акцент на том, что землеедение — еще и древняя духовная и целительная практика, которая является неотъемлемой частью культуры в ряде стран Африки, Азии и Южной Америки. «Музей Съедобной Земли» masharu возник в 2012 году и в настоящий момент насчитывает порядка 400 видов земли из 34 стран, которые были собраны в исследовательских поездках в Индонезию, Нигерию, Суринам, Кубу, Гватемалу, Зимбабве, Узбекистан и другие страны или заказаны в специализированных интернет-магазинах. masharu предлагает публике пересмотреть собственные знания о еде и культурных традициях, а также исследует предпосылки и причины феномена поедания земли, пользу и вред, которые могут быть связаны с этой практикой, источники съедобной глины и каналы ее распространения по всему миру. Чтобы лучше понять реальность современной геофагии, а также создать исследовательскую базу, masharu собирает коллекцию данных о съедобных почвах, доступных на мировом рынке, работает с антрополог_инями и геолог_инями, а также с сообществами людей, которые практикуют поедание земли (например, Суринамским сообществом, проживающим в Нидерландах). Передвижные выставки «Музея съедобной земли» позволяют людям из разных стран познакомиться с историей традиции землеедения, увидеть и попробовать (на свой страх и риск! 3 3 «— Тут может быть и польза, и вред от этого процесса. Зависит от того, что мы едим, сколько мы едим, какие количества, как обрабатывается. Потому что большинство из этого — несертифицированный продукт. Понятно, что всё, что мы собираем в лесу, даже то, что мы растим у себя на огороде, если мы анализировали землю на химический состав, там могут быть потенциально какие-то тяжелые металлы, токсичные элементы. Опять-таки, земля, если она не обрабатывается, в ней могут быть микробы, бактерии. Эти негативные эффекты могут сказываться». «Это как бокальчик вина»: зачем художница ест землю из Архангельской области и со всего мира. https://29.ru/text/food/2020/12/03/69596001/ ) образцы глин и мела. Мы обсудили феномен геофагии с самими masharu, организаторкой выставки Александрой Орловой, почвоведом Анной и еще парой почти случайных посетителей.

Роман Сергеевич Осминкин (далее — Р.С.): (обращаясь к masharu) Когда я прочитал название вашей выставки, то мое сердце екнуло, так как я по призванию поэт и не так давно проводил публичный перформанс «Съедобные стихи» 4 4 «Как Роман Сергеевич съедобными стихами народ кормил». https://pervaya.krapiva.org/kak-roman-sergeevich-28-09-2018/ , где люди писали пищевой краской стихи на лавашах, а потом я заворачивал в них начинку и стихи съедались. Тем самым я отсылал к традиции в разных религиях поедания святыми писаний и свитков для чудесных превращений и обретения сверхспособностей. Кстати, и в одном из ваших интервью я прочитал, что «образцы из Гватемалы под названием „хлеб божий“ (pan de dios) — это священная земля для духовного очищения, которая производится церковью в виде таблеток с религиозными изображениями» 5 . Но у вас все куда серьезней — кроме собственно поедания как непосредственного взаимодействия человека с землей, это еще и «классификация, создание базы данных, описание образцов, анализ вкусов» 6 . (обращаясь к Александре Орловой ­– кураторке выставки). Скажи, пожалуйста, пару слов о том, как так получилось, что ты решила курировать «Музей Съедобной Земли» и почему выставка проходит в «Это Здесь» — самоорганизованном андеграундом месте, а не в каком-нибудь официальном музее или институции?

Александра Орлова: У нас есть российско-шведский проект «Мы здесь» — художественное постижение тем насилия и внутренней свободы. Сейчас у нас цикл, посвященный коренным народам. В прошлом году в рамках Арктического форума на выставке «Климат и люди. Меняемся вместе» мы показывали часть «Музея Съедобной Земли» 7 7 Художественная выставка о последствиях изменения климата и способах адаптации к ним жителей местных сообществ в Северо-Западном регионе России, организованная в партнерстве проекта «Мы здесь» и проекта «Климат-Адаптация-Местные сообщества» https://we-art-lab.org/exhibition2020#rec262968021 в музее природы Арктики в САФУ (Северный Арктический Федеральный Университет) вместе с работами художницы из Архангельской области  Екатерины Седачевой как инсталляцию — «Диалог земли и моря», а еще в ЦСИ Архангельска (кураторство — Мария Бирюкова) masharu и Екатерина Седачева показывали параллельно часть этой инсталляции 8 . У masharu архангельские корни, бабушка masharu до сих пор живет в Архангельске. Мы с masharu уже в постоянном общении и темы выставок перетекают из одной в другую. Для меня это развитие нашего сотрудничества и раскрытие тем прошлого года, по большому счету коллекция masharu создана не специально для этой выставки, но зато есть возможность непосредственно познакомиться с masharu, попробовать новые образцы земли и провести публичный лекторий. На ЦТИ Фабрика в Москве в январе этого года была выставка Музея съедобной земли, но я к этой истории не имела отношения. В Петербурге у нас была сначала идея сделать Музей съедобной земли в Музее почвоведения им. В. В. Докучаева, но мы пока ведем переговоры на эту тему.

Р. С. Обычно с государственными музеями все заранее надо согласовывать и бюрократический процесс может затягиваться. (обращаясь к masharu) То есть ты с собой возишь всегда мобильную коллекцию, которую можно тут же разложить и сделать передвижной музей съедобной земли?

masharu. Типа того, но на самом деле все, что здесь есть, не поместилось бы даже в два чемодана. Дело в том, что у меня остались образцы с выставки на ЦТИ Фабрика в Москве, что-то удалось привезти из моего домашнего архива в Нидерландах, а большую часть мне подарили в Иркутске, где была конференция, связанная с климатическими рисками, меня туда пригласила Ольга — сотрудница кафедры географии Иркутского Государственного Университета и землеедка.

Ольга подарила мне на радостях разные образцы из своей коллекции, вот они здесь стоят: из России, Украины, Казахстан, Кыргызстан и, по-моему, Узбекистан тоже есть. А вот это иркутская глина, которую она сама нашла, накопала, употребляет и считает очень вкусной (глина и правда очень вкусная). Это ее личная находка и она сама ее употребляет. И в этом смысле образцы, которые употребляет одна личность, я тоже собираю, этого достаточно.

Р. С. Взаимодействие с землей выглядит довольно спектакулярно: красивые, фактурные сгустки материи, которые можно не только созерцать на дистанции, но и ощущать тактильно, трогать, нюхать, да еще и съесть. Это проламывает обычные представления об эстетическом объекте, который мы обычно визуально наблюдаем и выносим суждение вкуса, а тут мы можем своим поеданием уничтожить тот или иной объект, не пропадет ли он тем самым? Или согласно новым объектно-ориентированным онтологиям, объект никогда не раскрывается нам полностью, как бы мы ни хотели его познать, наши перцептивные возможности ограничены, мы входим во взаимодействие с землей, но мы не знаем, что чувствует земля при этом. И здесь эстетическое измерение объекта выходит на первый план, так как через собственное воображение мы можем ощутить витальность материи, ее антропоморфную панпсихичность, как предлагает в своей программе материалистического витализма философка Джейн Беннет.

masharu. Вообще в 2012 -13 годах, когда были первые выставки музея съедобной земли, мне казалось, ну кто это будет есть, как вообще нужно уговаривать людей, чтобы они ели землю, но оказалось, что процентов 80 на выставках с энтузиазмом пробуют, а некоторые потом хотят еще. Также нередко встречаются люди, которые знакомы с землеедением и его практикуют.

Р. С. Такие все смелые, никого не волнует химическая формула, состав того, что они берут в рот… это они так вам доверяют?

masharu. Скорее они земле доверяют. К тому же то, что сейчас продается в супермаркетах, употреблять внутрь тоже иногда страшно.

Р.С. У вас есть важный эстетический зазор, хотя большинство выставок делают акцент на реляционную эстетику — интерактивное взаимодействие зритель_ниц с землей, перестающих быть зритель_ницами и становящихся соучастни_цами, а вернее дегустатор_ками предложенных образцов и ценитель_ницами вкуса в буквальном, а не кантианском смысле. Однако, вы назвали вашу коллекцию съедобной земли музеем, проводя тем самым отличие от обычной дегустации блюд или вина.

masharu: Да, но все-таки мой музей находится постоянно в динамическом изменении — новые образцы добавляются,  а некоторые исчезают. Есть очень редкие образцы, которые сложно пополнить, например кто-то меня отвел в джунгли и показал землю, которую мы накопали, но в следующий раз я туда вряд ли попаду. Я стараюсь оставлять редкие исчезающие образцы в коллекции, но иногда это выходит из-под моего контроля. (улыбаясь). Мне кажется, вам пора попробовать!

Р. С. Да я как раз собирался… правда у меня руки грязные…

(смех) … а вот Екатерина Шелганова… петербургская художница, фотографка, она попробовала один из образцов, Катя, какие ты испытала ощущения сейчас, не только вкусовые, но может ментальные, может быть, ты ощутила чувство соединения с землей?

Екатерина Ш. Нет, я не ощутила единения с землей, если думать о единении, то это единение с мелом, меловой тряпкой у доски, мокрым паркетом под ней (когда моют доску и с неё течёт на пол). Пирожное мадлен…

Р. С. То есть произошел такой ассоциативный ряд материальных метафор, интересно. В связи с этим у меня вопрос к masharu:  этим породам может быть несколько миллионов лет, я не имею естественнонаучного образования, сколько им примерно может быть лет, есть ли ощущение присоединения к праистории, почему у человека такая тяга подсоединиться к периодам до возникновения человеческого вида? Может быть, эти образцы можно мыслить в духе спекулятивного материализма Квентина Мейясу как архиископаемые, которые предшествуют самому возникновению жизни. У Мейясу такими архиископаемыми 9 9 «Архиископаемое означает материальный носитель, на базе которого производятся опыты, позволяющие оценить доисторические феномены — например, изотоп, скорость радиоактивного распада которого мы знаем, или излучение звезды, которое может дать сведения о дате ее образования». Мейясу K. После конечности: Эссе о необходимости контингентное. Москва: Кабинетный ученый, 2015. С — 19. были, например, радиоактивные изотопы, чья скорость распада позволяет оценить возраст образцов горных пород, или свет звезд, чье излучение дает возможность установить порядок возраста удаленных звезд, то есть, по сути, репрезентировать нерепрезентируемое.

masharu. Честно говоря, у меня тоже нет геологического образования, но у меня дедушка был геологом в СССР, он умер, когда мне было 6 лет, у меня осталась даже его докторская работа. Мне сложно оценить, но у меня есть коллекция из Ленинградской области — глины кембрийского периода 10 10 Кембрийские голубые глины (геологическое название — «синие») относятся к числу наиболее древних (они сформировались 530-600 млн. лет назад) и обладают наибольшими целительными свойствами. Но в большинстве случаев из-за своей древности эти глины погребены на километровых глубинах, залегая близко к земной поверхности лишь в считанных местах планеты. . Кембрийский период — это что-то уже довольно древнее, то есть, непосредственное взаимодействие с землей, ее поедание — это воссоединение с чем-то древним, какая-то тяга к связи с предками, потому что мы все, так или иначе, уходим в землю.

Р. С. Да, в этом смысле мы возвращаемся: сначала мы поедаем землю, а затем Земля питается нашим телом. Может быть, поедая землю, мы воссоединяемся с органическими существами прошлых эпох.

masharu. Так и есть: земля — живое существо, а люди — паразиты на его поверхности. Так нас учили еще на уроках географии в пост-советской школе, по крайней мере, это почти единственное, что мне запомнилось из слов нашей учительницы и осталось со мной (смеется).

Р. С. То есть пафосом вашей коллекции и музея можно назвать то, что мы поедаем не какие-то бездушные объекты, минералы, а живые субстанции — существа, с которыми мы входим во взаимообмен. С одной стороны, тут работают врожденные или безусловные по Павлову рефлексы — хватательный, что-то схватить, глотательный, оральный — засунуть в рот. Но ваши образцы земли будто затормаживают эти рефлексы, призывая к более внимательной, интимной, даже эмпатичной практике взаимодействия с материей. (показывая на Ильдара, кушающего шаверму) А вот Ильдар Якубов — известный медиа-художник и преподаватель сайнс- и медиа-арта в ИТМО, ты что предпочитаешь?

Ильдар Я. Ильдар предпочитает вегетарианскую шаверму… как подстилку под грядущую дегустацию образцов земли (смех).

Р. С. Хорошо, у меня такой вопрос к masharu, связанный с политикой: вы как-то политически осмысляете свое искусство? Вот эта связь с предками, с праисторией человечества и планеты. Мне кажется, сегодня в том числе в искусстве, все большую важность обретают радикальная экология или та же критика антропоцена, хотя понятие «антропоцен» подчас размывает различия между развитым миром и коренными народами, возлагая ответственность за климатические изменения и загрязнение планеты в равной степени на все человечество 11 11 В частности, Донна Харауэй вместо «антропоцена» предложила ряд других — более различающих понятий: «плантациоцен», «ктулуцен»: «Можно рассматривать антропоцен в качестве видового воздействия, а не исторического, ситуированного стечения обстоятельств, которые безусловно не являются видовым воздействием. Большинство народов на планете совершенно точно не проживали и не были заняты в таких практиках, которые разрывали связь поколений, радикально упрощали экологию, решительно навязывали тяжелый труд, чтобы создать своего рода глобальную трансформацию и глобальное богатство, само по себе ведущее к геноциду и вымиранию. Это не видовое воздействие, а ситуированное историческое стечение обстоятельств, и я думаю, что по сей день термин „антропоцен“ усложняет, а не облегчает понимание этого людьми». Донна Харауэй и Анна Цзин. Размышления о плантациоцене. https://spectate.ru/plantationocene/ .

masharu. Антропоцентрический взгляд как раз популярен в развитом мире. Грубое обобщение: у коренных народов, человек часто воспринимается как крупица вселенной, а в развитом мире — люди как бы хозяева природы, и все крутится вокруг них. В этом смысле, мне кажется, что критика антропоцена границу не обязательно размывает. По крайней мере в проектах «Климат — Адаптация — Местные Сообщества» и «Мы Здесь», о которых написано выше.

Р. С. Люди развитого мира на протяжении истории относятся к природе как к ресурсу, они, по сути дела, колонизировали планету, особенно в 20-м веке. Большинство недр в такой экстрактивной парадигме — это сырье, углеводороды, которые нужно достать, изъять, произвести выемку, чтобы употребить. В России с этим все плохо, так как у нас углеводородная экономика, вы, наверное слышали про красные реки, синий снег, режим «черного неба», ядерные захоронения, переполненные свалки, но в Нидерландах с их заботой об экологии, зеленой экономикой, переходом на возобновляемые ресурсы и победившим правилом «3 Rs»: reduce, reuse, recycle, наверное, намного лучше?

masharu. В Нидерландах тоже есть некоторые сложности. У нас был один проект по пробам на вкус нидерландской почвы, но нас многие отговаривали, земля довольно-таки загрязнена. Да, вы абсолютно правы по поводу разных политических аспектов. Пересмотр взаимодействия отношений с землей — может быть, это могли бы быть партнерские или даже романтические отношения с землей, а не просто природопользование. Но есть еще и другие: это границы. Поскольку я добываю или получаю образцы съедобной земли из разных стран, то это так или иначе связано с географией или границами, а на самом деле земля — это же одна планета, которая нас всех держит. Я все еще организовываю образцы по странам и мне в этом смысле сложно: мне иногда нужно принимать решение, какой лейбл я буду ставить, ведь есть же такие территории, которые не относятся ни к одной стране, или спорные. Это одна из проблематик Музея Съедобной Земли в его состоянии на данный момент.

Р. С. Это очень интересно, ведь физическая карта никогда не совпадает с политической. В этом плане почвы деконструируют национальные границы, показывая, что формы планетарного рельефа образованы по другим принципам, связанным с внутренними силами Земли — процессами формирования земной коры и тектоническими движениями литосферы. Причем, литосферные плиты находятся все время в движении, соединяются и разъединяются, изменяя свои очертания. В этом плане политичность вашей коллекции очевидна. Но она касается также и пересмотра нашей субъективности как независимых автономных индивид_ок, венцов эволюции. Мне кажется, что эти глины, которым много миллионов лет, это не просто сырье, которое мы добываем, а часть нас, то, из чего мы в том числе состоим. Нужно относиться к земле более симметрично, деколонизировать землю от нас, отказаться от нарциссического мышления, признать эти сгустки земли равными нам агентами, съедобными агентами, которые влияют на нас изнутри.

masharu. Безусловно, когда мы входим в акт интимного обмена с землей, мы позволяем ей влиять на нас, мы открываемся ей. В Литве есть женщина по имени Станислава, на выставке представлена видеодокументация с ней, по ее словам земля помогла ей излечиться от рака, с тех пор она ест только землю. Но это самый радикальный пример, а в большинстве случаев употребление земли в пищу позволяет нам осознать землю как что-то самоценное, ведь мы используем продукты, выращенные в земле, но саму землю воспринимали как такого невидимого посредника. А в практиках геофагии медиумические качества земли выходят на первый план.

(К нам присоединяется Анна, почвовед).

Р.С. (обращаясь к Анне) Как вы попали на эту выставку?

Анна. Я попала на эту выставку, потому что сначала я пришла в Русский Музей на воркшоп «Музей Съедобной Земли. Экология и партиципаторное искусство» в рамках фестиваля «Прямое включение» 12 , который проводили masharu. Так как я почвоведка, то как только увидела в программе фестиваля слова почва, земля и все такое, то у меня сразу загорелся красный флаг — мне интересно. И сейчас мне masharu написали, что сегодня открывается выставка, приходи. И я пришла.

Р. С. Как ученая вы знали, когда исследовали землю, что ее можно исследовать через поедание?

Анна:  Нет, для меня это был сюрприз, небольшой шок и даже новое открытие. Удивилась тому, что не знала о таком интересном явлении в течение всех 6 лет обучения. Сколько лет я училась — ни разу не было такой темы с поеданием. Было желание понюхать землю во время полевой практики, мы контактируем напрямую с почвой, копаем разрезы. Разрез — это такая яма с одной ровной стенкой для того, чтобы четко видеть горизонты и почвенный профиль, то есть слои, чтобы потом классифицировать почву. В процессе полевой классификации мы берем каждый горизонт и катаем из него шарики — колбаски, то есть увлажняем с помощью слюны и таким образом определяем гранулометрический состав, то есть содержание глины в почве. Чем больше глины, тем лучше катается и потом лучше лепится. Это первичное определение, которое нужно для первичной классификации почвы. Сколько я помню, сколько мы катали эти колбаски… хотя мы пробовали один раз солончак, когда были в Крыму, на вкус он был солененький. Но тут сразу нужно оговориться, что-то, что вы видите — это не почва, это глина, либо смесь глины с песком, но в большинстве своем — это глина плюс мел.  Белые куски — это скорее всего либо мел, либо глина по типу каоли 13 , есть каолиновые глины, если мел — это карбонат кальция, то глины, и в частности каолин, имеют другой состав — там силикат и кремний.

Р. С. То есть, это минеральные соединения?

Анна. Да, это больше минеральные соединения, но иногда встречаются микроорганизмы и органические вещества. Когда глина темная — она может быть окрашена органическим веществом, либо другими темными минералами. То есть, это конечно не почва, но это можно назвать землей. Хотя корректнее это все называть породой или глиной или, если это мел, то это просто мел.

Р. С. Эти породы используются в обычной жизни людьми, они добываются?

Анна. Я знаю, что некоторые типы глины используются в качестве сорбентов, для очистки желудочно-кишечного тракта. Допустим, смекта — это минерал смектит. Каолин тоже используется.

А некоторые глины, например, глины Ленинградской области используются как красящие пигменты для изготовления краски для окраски военной формы и одежды. Естественно, глины используются в гончарном деле, при строительстве.

Р. С. Вы как почвоведка, которая занимается научным познанием с устоявшимися подходами и эпистемологическими методами, в чем для вас инновация или интерес этой коллекции? Сегодня есть общая тяга людей к интерактивности: трогать, контактировать, нюхать, глотать, пропустить через себя, как дети познают мир, хватая и проглатывая все, что под рукой. И в этом плане, может быть, такие музеи съедобной земли позволяют расширить возможности научного познания? Они соединяют науку и искусство, сайнс с артом, вы видите перспективу в этом?

Анна. Да, было бы здорово подогнать под это научную базу. Мне нравится тема с продвижением почвенной тематики в массы, так как почве незаслуженно уделяется в целом меньше внимания, чем другим природными объектам, хотя её значение ничуть не меньше. Хочу изучить вопрос с точки зрения влияния геофагии на человека — влияние физиологическое и психологическое. Было бы хорошо также исследовать химический состав образцов из этой коллекции. Мне интересно, есть ли тяжелые металлы и сколько их в каждом кусочке, исследовать происхождение конкретно этих пород. Интересно было бы посмотреть, есть ли в породах органические соединения, споры каких-то грибов или бактерий или сами бактерии или грибы. А еще многие люди интуитивно их едят, чтобы восполнить дефицит каких-то минералов.

Р. С. Это отсылает нас к тем же практикам коренных народов, которые, может быть, чисто физиологически, чувствовали нехватку каких-то микроэлементов и придумывали сложные рецепты и культовые практики по приготовлению и употреблению земли в пищу. Хотя вряд ли они знали химический состав тех или иных пород.

Анна. На выставке masharu как раз показывается несколько фильмов с интервью с представителями коренных народов разных стран, где те от первого лица рассказывают о своих — восходящих к древним сакральным традициям — практиках землеедения.

Приезд masharu в Россию поддержан Посольством Нидерландов в Санкт-Петербурге и Wilhelmina E. Jansen Fonds