С распространением коронавируса по территории Европы и США нарративы стали одним из ключевых факторов, формирующих восприятие пандемии. То, как и в каких терминах мы говорим о феномене, способно определять нашу реакцию и действия. Будь то нарратив войны, конца света, или теории заговора, убежденность в любом из них будет способствовать определенной модели поведения и мышления. Леви Брайант был одним из первых академиков, кто в своей работе «Мир подходит к концу» [A world is ending] описал коронавирус через нарратив планетарности[ 1 1 Леви Брайант. «Мир подходит к концу» [A world is ending]. https://identitiesjournal.edu.mk/index.php/IJPGC/announcement/view/21 ]. Восприятие эпидемии как феномена планетарного, релевантного для людей вне зависимости от политических границ быстро распространился в академических кругах и стал определяющим для дискурса, складывающегося вокруг вируса. В последующих Zoom-конференциях и публикациях нарратив планетарности укоренился в риторике многих публичных интеллектуалов и зачастую не ставился под вопрос. Формирование восприятия эпидемии в таких терминах создавало впечатление, что меры карантина, изоляция, закрытые границы, массовая остановка производства, а вместе с тем и возникновение новых форм солидарности, заботы, и выстраивание связей с локальным сообществами являются универсальными для всех контекстов и локальностей. Установлению нарратива планетарности коронавируса способствовал тот факт, что многие западные институциональные академики разделяли схожий опыт проживания эпидемии. Большое количество теоретиков получили уверенность в том, что сходство личного опыта с опытом их коллег свидетельствует об универсальности таких наблюдений.

Размышления Леви Брайанта о вирусе через нарратив планетарности привели его к утверждению о том, что пандемия дает нам возможность заново переосмыслить понятие «мы». Брайант говорит, что глобальный вирус позволяет сконструировать новое «мы», которое не будет основано на противопоставлении по отношению к «они». «Мы» должно возникнуть как схожее и одинаковое с «они». Брайант видит возможность для возникновения нового «мы» именно на основании универсального планетарного опыта проживания пандемии как у «мы», так и у «они». По его мнению, наличие общего опыта должно стать связующим звеном там, где его раньше не было. Проблема такого утверждения кроется в том, что универсального опыта у Брайантовских «мы» и «они» на самом деле нет, и он не появляется в процессе пандемии. Расхождение в опыте переживания пандемии делает попытку выйти за рамки дихотомии неэффективной. Риторика Брайанта не только не выходит за пределы дихотомии, но еще и репродуцирует ее посредством инструментализации и редуцирования «они» до пассивного объекта, подобного зеркалу. Западное «мы» вновь занимает позицию Гегельянского хозяина, тогда как «они» занимают позицию раба, выполняющего функцию фона, на котором должно возникнуть новое «мы».

Одной из главных черт пандемии коронавируса стала самоизоляция с вынужденным перемещением работы и учебы в дома людей. Вирус послужил толчком для дигитализации социальных процессов и стал поводом для разговоров о снижающейся роли физического присутствия. На самом же деле значимость физического тела и его присутствия не только не исчезли, но и вернулись с новой силой. Ведь именно физическое нахождение тела в той или иной локации стало определяющим в том, какой опыт пандемии будет у того или иного субъекта. Тело и его географическое местоположение стало новым и в то-же время старым критерием, которые отделил Брайантовское «мы» от «они».

В попытке предоставить эскиз новой формы радикальной солидарности Джедедия Бриттон-Пурди в своей статье «Единственное лечение от коронавируса — это солидарность» [The Only Treatment for Coronavirus Is Solidarity] сказал: «Травма для одного — это травма для всех»[ 2 2 Джедедия Бриттон-Пурди. «Единственное лечение от коронавируса — это солидарность» [The Only Treatment for Coronavirus Is Solidarity]. https://jacobinmag.com/2020/03/coronavirus-donald-trump-solidarity-profits ]. Однако этот эскиз теряет свою убедительность даже на фоне старых стен и границ. То, что преподносится как новая радикальная солидарность, оказывается неспособно преодолеть даже стены, которые существуют уже не один десяток лет. Такие беззубые утверждения стали причиной того, почему некоторые академики высказали глубокое разочарование в современной философии. В экстренной ситуации философы оказались неспособны произвести проницательных рефлексий, а лишь использовали пандемию как повод для спекуляции с целью аккумуляции академического капитала. С течением времени тот энтузиазм, с которым академики спекулировали о новой солидарности, стал угасать. Стало очевидно, что вместе с тем, как коронавирус берется под контроль в ряде Европейских и Азиатских стран, риторика «Травма для одного — это травма для всех» в конечном итоге вернется к тому, чтобы быть применимой только к тем, кто находится внутри непроницаемой границы.