В феврале в ДК Розы прошла выставка «Охрана труда», подготовленная проектом «Широта и долгота» — благотворительной инициативой, направленной на работу с людьми, живущими в психоневрологических интернатах. Именно они стали авторами работ, представленных на этой выставке.

В названии выставки отражена суть проекта — предоставить людям с инвалидностью возможность работать самостоятельно. Разговор о возможностях людей с ментальными расстройствами кажется особенно актуальным в настоящее время, когда тема слабости и уязвимости приобрела для нас новое значение. Современное состояние мира таково, что исследователи ведут речь о появлении нового класса — прекариата, который характеризуется нестабильностью, неучтенностью, неуверенностью в завтрашнем дне. В этой ситуации тем более хочется обратить внимание на людей, чья слабость очевиднее нашей — это мигранты, бездомные, люди с диагнозами. Обратить на них внимание, чтобы найти тот источник силы, который помогает им — а значит, поможет и нам — обрести свою субъектность в этом мире, и ту точку, из которой возможно говорение людей, находящихся в наиболее уязвимой позиции. В конце концов, разговор о правах людей с ограниченными возможностями — также разговор о правах всех людей.

Проживающие в ПНИ № 7, приглашенные в качестве художников, наносили свои рисунки прямо на стены — белое пространство выставочного зала стало для них пространством для самовыражения. Такая концепция выставки повлекла за собой трудности, невидимые глазу зрителя. По словам волонтерки проекта «Широта и Долгота» Надежды Ишкиняевой, самым сложным в проекте оказалось привозить художников из интерната в ДК и обратно — на общественном транспорте с пересадками. Так уже на этапе подготовки выставки был актуализирован один из важнейших вопросов, относящихся к теме труда — невидимость той его огромной части, которая касается сферы заботы (в том числе волонтерского труда), в очередной раз оставшейся невидимой.

Также от глаз зрителя осталась скрытой и проблема взаимодействия с особыми художниками. Рисование на голой стене, скольжение по чистой поверхности — это вечные ускользание и мимолетность. Так и трудная для нас пока тема работы с такими художниками ускользает от понимания, да и от обсуждения в целом.

Когда мы говорим о работе с проживающими в ПНИ, сразу вспоминается проект «Новые городские художники» Евгении Штиль и Стаса Багса. Подход Евгении и Стаса заключается в том, что к художникам из ПНИ надо относиться как к полноценным авторам, не делая акцент на их особенностях. Например, их произведения встраиваются в коммерческий рынок — успешно продаются. Но таким образом слабость не отменить, не затушевать. Призывая относиться к проживающим в ПНИ как к обычным художникам, авторы проекта одновременно оберегают их от публики, скрывают главную художницу от объективов… Особенность авторов произведений все равно играет свою роль, так не лучше ли честно ее признать?

Поэтому, может быть, ответ на вопрос, как работать с особыми художниками, как их работы могут выставляться и могут ли выставляться вообще, если они ускользают от любой репрезентации, как и, к сожалению, из общественного дискурса, заключается именно в таком подходе, который демонстрирует «Широта и Долгота»: когда любая попытка поймать правильную интонацию, включить их в дискурс, заканчивается крахом — работы исчезают, происходит обнуление, стены по окончании выставки закрашиваются?

Возможно, проживающие в ПНИ являются наглядным примером того, что Джорджо Агамбен называл «голой жизнью» — обычного биологического существования человека, которое становится главным объектом властных отношений. В этом случае основной задачей становится политизация этой голой жизни, наделение ее политическим существованием. Мы должны попытаться превратить исключенные тела, носителями которых являются люди с ментальными расстройствами, в тела включенные — в политику, общество, жизнь, уйдя, таким образом, от оппозиции свой/чужой. А становление художником — есть один из способов субъективации исключенного тела, равно как и обретение индивидуальности — есть разрушение чуждости. Но так как становление — это всегда процесс, в этой выставке, возможно, интереснее было бы увидеть не результат рисования, а именно процесс — взаимодействие художников с поверхностью стен, друг с другом, с волонтерами, с другими людьми. Так, художник Артем Левинский во время работы познакомился с соседями ДК Розы по «Чкаловский лофту» и пригласил их на открытие выставки, преодолев, таким образом, дискоммуникацию между обитателями одного отдельно взятого творческого лофта.

Свою индивидуальность художники продемонстрировали в выборе тем. Например, Сергей Колосов пишет большими цветовыми пятнами, и смелости Сергея, с легкостью осваивающего большие пространства стен, может позавидовать любой художник. И тут же возникает мысль: как человек, с такой непосредственностью не ведающий границ, ощущает себя внутри стен режимного учреждения?

Юрий Козлов работает с военной тематикой, тщательно прорисовывая детали техники и обмундирования. Художник существует в дискурсе войны, в рамках деления на наших и фашистов. При этом персонажей своих картин Юрий называет призраками, привидениями. Таким образом, в его произведениях нам являются персонажи из прошлого, что помогает актуализировать его и провести параллели с настоящим. Тут также сыграла свою роль процессуальность, то есть постоянный выбор между неизвестными альтернативами — мы никогда не знаем, что получится в конечном итоге, у проживающих в ПНИ не бывает эскизов и зарисовок, так что фантазию художника нельзя отцензурировать, и вот уже Юрий наносит на стены ДК свастику, уверенный, что изображает официальный символ Германии.

Сергей Чубаров, используя только лишь черную краску, обращается к теме бюрократии и покрывает стены рядами цифр, списками слов, циферблатами часов. Подобный рисунок задает кафкианское настроение всей выставке. Со всей возможной наглядностью нам явлено то, как власть уже включила эти тела, действующие как метафоры «голой жизни», в свои бюрократические протоколы. Интересно, что в рамках именно этих бюрократических протоколов художник вступает в диалог со зрителем — слова на стене, которые поначалу просто фиксируют все окружающее, вдруг выстраиваются в вопросы наподобие «Что вообще здесь происходит?», безусловно, требующие ответа.

Но несмотря на все ускользание, проживающие в ПНИ оказались все-таки включены в институциональность. Закрашивание работ — не просто тонкий ход, иллюстрирующий ускользание труда особых художников из институционального дискурса. Это требование самой институции, каковой в данном случае выступает ДК Розы как художественная галерея. Выставка закончилась — стены следует освободить под следующую выставку. Еще один ускользнувший от зрителя аспект взаимодействия институции с особыми художниками — как рассказала Надежда Ишкиняева, художники не понимали, что их работы в дальнейшем будут закрашены. Институция победила? Но здесь возникает вопрос — если произведения искусства таким образом избегают коммерциализации, то что получают художники по окончании выставки? По словам Надежды, дело не в символическом гонораре, на который художникам закупят новые материалы в ПНИ. Вопрос в том, что проблемы проживающих в закрытых учреждениях не решаются гонорарами — для их решения требуется совершенно другой подход к организации работы с людьми с ментальными особенностями — например, обеспечение сопровождающим для путешествия, о котором мечтает Юрий Козлов… И здесь такая институция, как ДК Розы, совершенно бессильна.