Мое место жительства — точка на карте где-то «за Уралом» — это далекая провинция, хотя она и расположена около географического центра страны. Расчетное время полета по маршруту «географический центр» — «центр» составляет чуть больше четырех часов. В целом, «до центра» можно добраться за семь — восемь часов, но стоимость билета становится все большим препятствием для среднестатистического провинциала. Так географическая отдаленность углубляет ту культурную дистанцию, о которой не перестают говорить местные представители искусства, сетуя на то, что локальная культура из года в год воспроизводит саму себя, а художники называются современными, не потому что они работают в поле современного искусства, а просто потому что живут в одно с нами время[ 1 1 Среди последних публикаций смотри, например, Ирка Солза «Взгляд изнутри: современное искусство Томска» URL: https://syg.ma/@pingdf/vzghliad-iznutri-sovriemiennoie-iskusstvo-tomska или Дневник путешествий NEMOSKVA URL: https://drive.google.com/file/d/1Q6e8AYJvRjPe9ZVM6jIVZiPVoVbjQfTQ/view. ]. Не случайно, что одним из признаков внутренней колонизации является социокультурное дистанцирование, которое чутко уловили многие региональные представители культуры.

Использование концепции «внутренней колонизации» для описания взаимоотношений между центром и периферией, регионами и столицей, по мнению ряда исследователей, позволяет понять механизм закрепления культурной и социальной дистанции между ними, утверждения «центра» как некоего ориентира и основного инициатора в производстве социальных отношений и художественных практик[ 2 2 Традиционно под колонизацией понимается деление на метрополию и колонии, а также властные отношения между ними. Применительно к России к термину деколонизации можно добавить прилагательное «внутренняя», что и делает А.Эткинд в книге «Внутренняя колонизация. Имперский опыт России». См. Эткинд А. «Внутренняя колонизация. Имперский опыт России». М.: Новое литературное обозрение, 2013. ]. Более того, этот процесс продолжается в форме «вторичной колонизации»[ 3 3 Рожанский М. Я. Сибирские узлы империи // Крестьяноведение. 2018. № 2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/sibirskie-uzly-imperii ]. Важным моментом провинциальной жизни является наличие властных отношений «центр-периферия», которые служат определяющим фактором в развитии так называемого феномена «провинциальности», который проявляется в двух крайностях — от «комплекса провинциальной неполноценности» до «комплекса провинциального духовного превосходства»[ 4 4 Горнова Г. Физика и метафизика провинциального города. URL: https://itpgrad.ru/node/2145 ]. Таким образом, деколонизация становится не отвлеченной темой, но реальностью современной жизни, хоть и проявляется по-разному на уровне мира, страны, региона, и личности.

Тема деколонизации в моем опыте связана с проблемами взаимоотношений между «центром и периферией» и актуализировалась когда в «столицу», «в центр» потянулись мои друзья и коллеги-художники. Этот процесс, начавшийся в конце 2010-х, не останавливается до сих пор — каждый год кто-то меняет «провинциальную» жизнь на «столичную».

Переезд — это это прежде всего попытка расширения социальных границ и сокращение личной культурной дистанции. В столичные города едут за «капиталом» (П. Бурдье) — не только экономическим, но культурным или даже символическим. Из всех тех, кто уехал, я не знаю никого, кто бы вернулся. Редкие посещения бывших провинциалов обычно имеют личный характер — встречи с родственниками и друзьями, решение бытовых и имущественных вопросов. Очень редко такие возвращения  вызваны задачами подготовки какого-то проекта; в этом случае провинция становится инструментом реализации собственной художественной стратегии.

Такое возвращение в «провинцию» тем не менее не снимает противоречий коммуникаций и (само)изолированности. Ожидания в отношении виртуального взаимодействия, особенно когда речь идет о взаимодействии между художественными сообществами центра и периферии, далеко не всегда оправдывают себя; интернет, социальные сети и мессенджеры не решают проблему удаленных коммуникаций полностью. Виртуальное не становится полноценной заменой коммуникации в реальной жизни и по большей части провинциальные акторы (деятели культуры) выступают в роли неких наблюдателей, а не медиаторов между провинциальной и столичной художественной средой, соответственно, капсулирование местных сообществ продолжается, повторяя в очередной раз схему «неполноценности провинции».

Без сомнения, эта ситуация требует рефлексии, в том числе и художественной. Проект «ОСТРОВ» (2017) стал попыткой художественными средствами показать одну из черт провинции как замкнутой территории через репрезентацию человеческого тела.

В центре каждого кадра — одинокая фигура человека на фоне практически стерильного пейзажа. Такой ландшафт не позволяет взгляду зрителя зацепиться за какие-либо детали, говорящие о времени и месте событий — поэтому действие — пластическая импровизация — разворачивается вне времени и пространства. Запечатленные движения передают эмоциональное состояние человека в танце; при этом чередование поз и эмоции не были предметом предварительного обсуждения; наблюдение было единственной возможностью «войти в поток» и, ориентируясь на формальные композиционные особенности каждого кадра, запечатлеть непрерывное движение танцора.

Среди определений, что такое «провинция» встречается и такое — это «маленький город или крепость, окруженная рвом» (Радомир Константинович) или, другими словами, это изолированная и/или удаленная территория, которая в данном проекте представлена через концепцию Острова, как олицетворения одиночества и изоляции.

Отталкиваясь от смысла аффекта в понимании Спинозы (для него аффект — это состояния тела и идеи этих состояний, которые увеличивают или уменьшают активность человека), проект акцентирует внимание зрителя на аффекте провинциальности как катализаторе или ингибиторе действия и возможностях преодоления провинциальности как состояния духа. Одна из таких возможностей заключается в переосмыслении границ собственной (само)изоляции и нахождении зазоров для открытия себя миру.

Остров в этом контексте есть некая метафора капсулированности пространства, в котором смыслы существования не выходят за его предполагаемые границы. Но на самом деле границы Острова, как географические, так и метафизические — эфемерны и подвижны. Однако далеко не всегда понимание герметичности своей жизни ведет к попыткам «выхода» наружу.

Живя на периферии — или на Острове — можно выбрать несколько стратегий для реализации своих жизненных потребностей, каждая из которых требует определенных усилий физического, эмоционального и социального характера для их исполнения. Условно «статичная» стратегия предполагает нахождение в границах «острова» без каких-либо попыток покинуть его, в то время как «динамичная» стратегия построена на стремлении разомкнуть пространство Острова вплоть до бегства с него; и наконец, статично-динамичная — как некий идеал — это наличие возможности одновременно присутствия и постоянного возвращения. Реализовать первую и вторую стратегии достаточно просто: для первой не нужно ничего предпринимать — достаточно оставаться в границах собственной «крепости», для второй — найти возможности для «попытки к бегству» — в этом случае за границами предстоит наблюдать только с обратной стороны. Гораздо сложнее быть приверженцем третьего подхода, и одним из способов его осуществления может быть тактика дрейфа[ 5 5 У слова «дрейф» есть несколько значений; в том числе термин использовался в психогеографической концепции Ситуационистского Интернационала. См. Иван Тахин. Ги Дебор: Теория дрейфа. URL: https://syg.ma/@tahine/gi-diebor-tieoriia-drieifa ]. Здесь дрейф понимается как способ расшатывания/раскачивания границ «крепости» для преодоления провинциальности, как практика конструирования провинциальной полноценности — то есть преодоления в рамках собственной жизни культурной дистанции «центр-периферия», когда создаются ситуации, в которых понятие «периферия» становится тождественно «центру». В этом случае дрейф как одновременное движение «внутрь и вовне» и как способ нахождения себя за пределами Острова создает перспективы преодоления провинциальности как формы (само)деколонизации.

Примечание: Через год после съемки герой проекта переехал жить на постоянной основе в один из южных регионов — «у меня море, работа…»