К.Р.А.П.И.В.А. продолжает публикацию материалов, подготовленных специально для перформативной конференции «ВСЕ ПРОИСХОДИТ», состоявшейся 4 сентября 2020 года в Студии 4.413 в рамках публичной программы выставки «Немосква не за горами».

второй текст — «критика колониального дзена» Макса Евстропова.

Я пришёл издалека, и начну издалека, хотя у меня всего несколько минут.

Представление России как империи с внутренними колониями давно уже стало общим местом анализа российской истории и текущей культурно-политической ситуации. Характерными чертами этой империи до сих пор являются сверхцентрализация и экстрактивный капитализм.

Жизнь в России можно также представить как дзен. Дзену, как известно, присуща своеобразная мистическая диалектика: сансара это нирвана, чёрное это белое, и наоборот. Дзен не знает полутонов, при этом противоположности для него сливаются. На связь дзена и японского имперского милитаризма обращал внимание Славой Жижек. Дзен вполне мог служить идеологией, оправдывающей жестокость и вместе с тем примиряющей с незавидной и жалкой ролью камикадзе, сообщая отстранённость и снимая ответственность: на самом деле это не я убиваю, а те, кого я убиваю, на самом деле не умирают — всё это лишь игра видимостей.

В России нас также приучают считать, что чёрное это белое, и наоборот, при этом сначала деля всё на чёрное и на белое.

Взять хотя бы ключевую для нашей самоедской империи фигуру полиции.

(Сделаем оговорку: выражение «самоед» — характерное порождение внутреннего российского колониализма, но сейчас я использую его как метафору, при этом истолковывая эту метафору буквально: самоед — это тот, кто сам себя поедает; экстракция ресурсов из внутренних колоний — не что иное как самоедение).

Так вот, полиция, призванная защищать права граждан и обеспечивать их безопасность, сама является источником повышенной опасности и мешает гражданам реализовывать их права (скажем, на свободу собраний).

И это лишь один из множества парадоксов, образующих затейливый узор российского политико-культурного дзена.

В чём смысл существования периферии, в том числе культурной, в поле российского дзена?

В чём смысл так называемых «регионов»?

(Отметим, что «регионы» — довольно странное название, поскольку всё, в принципе, является каким-то регионом — за исключением, конечно же, Москвы, сверх-региона, этакой а-топии).

Помимо экстракции ресурсов этот смысл заключается также в аутсорсинге метафизики самого низкого пошиба.

Потому что «внутри», в атопическом «центре» всё современно и прогрессивно (сверхбыстрые взаимодействия, сети, транслокальность и т. д.), а снаружи, со стороны «регионов» всё выглядит как зиккурат, кремль, окружённый магическими кругами транспортных колец и гигантских свалок.

Разумеется, сама же колонизирующая оптика производит это метафизическое разделение на «внутри» и «снаружи», для себя помещая его «вовне», как будто бы само «внешнее» служит его истоком, и для себя же пытается это разделение снять, сделать несущественным, будто бы упреждая разрушительный хаос «внешнего». Вернее, колониалистская оптика разом и абсолютизирует, и релятивизирует разделение на «центр» и «периферию», на «внутри» и «снаружи», на «москву» и «немоскву». Здесь-то и случается дзен: там, на периферии, ничего не происходит — происходит ничего — и из этого ничего возникает всё.

В качестве примера аутсорсинга низкопробной метафизики, которой уже не место в атопическом центре, но которая его поддерживает и питает, можно рассмотреть недавний плебисцит по поводу поправок в конституцию. Во многом унизительные, упивающиеся собственным унижением сцены голосования на детских площадках, в лесу, на импровизированных участках из говна и палок составляют угодный колониальной оптике образ корявого «народа», тухлейшей «глубинки», которая сама же и поддерживает эту конституирующую её оптику. Вернее, это мнимый «народ», эрзац народа, не обладающий суверенностью и субъектностью, к тому же пребывающий на удобной социальной дистанции. Это не голосование, и я не голосую, даже когда голосую против — всё это лишь игра видимостей.

Проект «Немосква» прекрасно вплетается в затейливое кружево российского дзена в качестве очередного коана. У проекта декларативный деколониалистский или даже постколониалистский посыл, он нацелен на развитие горизонтальных взаимодействий между регионами, при этом проект московский, и реализуемый в том числе на деньги компаний, активно вовлечённых в экстрактивное использование внутренних колоний. «Немосква» также и сверхцентрализованный проект, о чём свидетельствуют непрозрачные и иерархизированные отношения между его руководством и региональными кураторами и художниками (руководство проекта само выступает как этакая «трансценденция в имманентном», как а-топический центр).

С моей критической заметки о «Немоскве» началось моё участие в «Крапиве» пару лет назад, и вот теперь я снова к этому возвращаюсь. Изменилось ли что-то принципиально за всё это время с «Немосквой»? Я не буду останавливаться на недавних историях с региональными кураторами, поднявших волну критики проекта. Остановлюсь только на выставке в Манеже под названием «Немосква не за горами». Название отсылает не то к счастью, не то к смерти, которые также не за горами (ну да, ведь немосква это смерть). Не за горами — значит близко, здесь — или почти здесь, с соблюдением необходимой дистанции. Во многом ключевой для всей экспозиции «Немосквы» в целом оказывается инсталляция Маяны Насыбулловой «Опять ничего не происходит». В инсталляции эта фраза напоминает советский праздничный транспарант, или же перетяг московской группы «Коллективные действия». Слова теряются не то в райских облаках, не то в облаках неведения — впрочем, и то, и другое может работать как символ «регионального» безвременья, пресловутой «стабильности». «Опять ничего не происходит»: это название, опять же, заставляет вспомнить текст Александры Генераловой, также пару лет назад опубликованный в «Крапиве», посыл которого сводился к тому, что да нет же, всё происходит — от ничего мы тотчас же переходим ко всему, вот так шутка. То же самое, кажется, призван показать и проект «Немосква» — и то же самое, кажется, отражено и в названии сегодняшней перформативной конференции. Позволяет ли это всем нам слиться в едином аффирмативном жесте?

Если рассматривать выставку в целом, как кураторское высказывание, то в ней постарались отойти от колониалистского зоопарка, где все предстают перед зрителями в национальных костюмах. Здесь практически нет ничего, что эксплуатирует региональную специфику — в целом возобладала противоположная тенденция к стиранию различий и некоторой унификации. Нам будто бы хотят продемонстрировать, что в регионах тоже производится нормальное современное искусство — не хуже, чем в Москве. т. е. нам хотят показать, что немосква это, в общем-то, тоже москва, вернее, воспроизводя многоступенчатое конститутивное движение колониалистской оптики, нам преподносят дзенскую формулу самостирающегося многосоставного отрицания: немосква это не немосква

и москва это не москва

и не немосква это москва или не москва

а немосква это не немосква, а москва или не москва и москва

…помещая нас в атопический центр колонизирующего взгляда, который выдаёт себя за постколониальный.

И так, начиная издалека, мы приходим к тому же.