Слушать глубже (заметки об аудиальном чувственном)
Да здравствует установление зрительной и слуховой классовой связи между трудящимися всего мира!
Дзига Вертов
На первый взгляд, в интервью два активных субъекта — спрашивающий и отвечающий — перебрасываются репликами. Между репликами интервьюер и интервьюируемый слушают друг друга. И это тоже активная речевая деятельность. О том, что слушание — еще и активная социальная и художественная практика, начали говорить не так давно. В своих проектах я использую интервью как средство для репрезентации невидимых голосов определенной местности, обозначения связей между разными группами агентов места и, что важнее, для создания условий их взаимослышания. Пусть и через остраняющий радиоприемник.
Слу- и слы-
Большой Ух в мультфильме 1989 года известного советского режиссёра Юрия Бутырина, инопланетянин, обладает невероятным слухом. Его сверхземные способности позволяют ему наслаждаться той самой песней «Мы веселые медузы, Мы похожи на арбузы» и слушать, «что в мире делается». Оставляя в стороне явную антизападную тональность, проглядывающуюся и в том, что инопланетянин (читай: иностранец) в несоветской магистерской шапочке, и что чувствителен он именно к запредельным (читай: западным) голосам, обратим внимание на противопоставление Уха и (правильного советско-тотемного) Волчонка по способности слышать.
Вообще Большой Ух − воплощенный горячий медиум, сведенный к одному суперчувствительному органу что в маклюэновском, что в психоаналитическом смысле (ср. его первую фразу об упавшем хвосте Волчонка). Первая встреча Волчонка и Уха проходит без визуального контакта, даже с его отрицанием, обоим слухачам достаточно голосов друг друга.
Волчонок не способен оценить масштабы далекого «возвышенного», к которому его хочет приобщить Ух − звуки далеких планет: концерт, охота в созвездиях, взрыв банок с тушенкой. Масштаб интересов Волчонка − его лес (шум листвы, жужжание комаров, плач мышонка Кондрата, бытовые совиные разборки, цветение речной лилии). Волчонку удалось перенастроить слух Уха во время ночного дежурства (он спас лягушонка). Важнее, конечно, не смена радиуса охвата, а смена слушания на слышание.
Во многих европейских языках существуют пары рецептивных глаголов смотреть / видеть, слушать / слышать (hear − listen, hören − vernehmen; écouter − entendre и т. п.). Глагол слышать в этой оппозиции обозначает физиологическую способность восприятию звука, а слушать − осознанное, целенаправленное действие, следствием которого является интерпретация и понимание. Исторически это однокоренные слова, восходящие к общей индоевропейской лексике. Из четырех видов речевой деятельности (еще говорение, чтение, письмо) слушание занимает около 30% в повседневной жизни, в сфере административной деятельности − до 45%. Глаголы слуха развивают семантические связи с другими сферами восприятия (слышать — «чувствовать запахи»), с когнитивной сферой (слышать — «знать по разговорам, слухам»), со сферой поведения (слушать — «слушаться»).
Слушанием, или аудированием, методисты-филологи и тестологи называют рецептивный вид речевой деятельности, связанный со слуховым восприятием звучащей речи. Аудирование − один из субтестов, например, российской тестовой системы, созданной в рамках общеевропейской. Слушание с точки зрения методики имеет две стадии: обработку звукового сигнала (перекодирование звукового сигнала в универсальный мыслительный код) и смысловую интерпретацию (лингвистический анализ сообщения, понимание). Конечно, оценка этого вида деятельности имеет юридическое значение (получение гражданства, вида на жительство, трудовой лицензии и т. п.).
По данным историков чувственности, в XVI веке слух занимал первое место, осязание — второе, а зрение — всего лишь третье (Робер Мандру).
Сослушание
Слушание как коллективная практика получило свое воплощение в проектах музыканта, феминистки Полин Оливерос, создательницы концепции, группы и одноименного института «Глубокое слушание», специализирующегося на игре в гулких, резонирующих пространствах. Полин пропагандировала слушание того, что Жак Аттали назвал бы шумом, т. е. всего звучащего, что отражает эпоху и прогнозирует будущее. Проекты Полин часто построены на текстовых инструкциях вслушивания в свои ощущения от взаимодействия со средой как в индивидуальном, так и групповом формате.
Для описания звуковых объединений Ален Корбен ввел термин «акустические сообщества». Это сообщества живущих на территории распространения одного регулярного звука, имеющих общий акустический опыт (так, существовали сообщества деревенского колокола, пушки, муэдзина, часов). Еще более выраженный политический смысл имеет пока не очень распространенное в российской теории понятие аудиальной демократии (Джон Драйзек, Эндрю Добсон). В такой модальной рамке слушание становится активной практикой, при которой отказ от слушания − прерывание речи Другого.
В проектах Delhi Listening Group групповое слушание и является собственно концепцией. Более того, это перформативное слушание. Группа художников, существующая с 2009 года, организует практики коллективного слушания (в) Нью-Дели. В проекте «Слушатели на работе» художники выделяют себя из толпы специальной рабочей одеждой (жилетами и под.), уравнивая свою практику с «научными» урбанистическими методиками исследования. В то же время этот эфемерный метод не оставляет практически никакой документации.
Можно сравнить коллективистский потенциал практик совместного слушания (вслушивания и сослушания) с энтузиазмом. Лиля Кагановская в своей статье о принципах работы Дзиги Вертова и Эсфири Шуб показывает, как звук, радио и электричество при всей своей эфемерности стали мощными механизмами социальной организации. «Невидимость этой материальности может служить своеобразной метафорой раннесоветского периода: как звук и электричество, энтузиазм тоже базировался на невидимой, но явной силе-энергии, имеющей свои контактные зоны и свои режимы тактильности» [1].
Доказательная фонетика
В последнее время современное искусство и лингвистическая наука, а точнее, фонетика пересекаются в юридической практике. В русле такой «доказательной фонетики» работают, например, художники Педро Оливейра (Бразилия) и Лоуренс Абу Хамдан (Ливан, Великобритания). Они подмечают, что звук, оставаясь невидимым, конструирует силовые, даже законодательные поля в пространстве. Анализируя практики разных государств в области управления звуком (прослушивание, детекторы лжи, звуковые бомбы, регулирование уровня шума и др.), художники обращают особое внимание на машинные технологии распознавания акцента.
Исследование акустической стенографии приводит к неутешительным внеискусствоведческим выводам: «…временные петли, связывающие Прусскую фонографическую комиссию (Preussische Phonographische Kommission), созданную в начале 20-го века, и Федеральное управление по миграции и беженцам Германии (Bundesamt für Migration und Flüchtlinge) сто лет спустя. Оба учреждения связаны не только во времени и пространстве, но, что более важно, в своем желании классифицировать, ранжировать и систематизировать инаковость, основанную на вокальных характеристиках, таких как артикуляция акцента». Более того, голос становится свидетелем не в пользу его носителя (Другим, прибавочным продуктом тела).
Один из самых длительных проектов Лоуренса абу Хамдана «Противо-Речие: речь против себя», состоящий из трех аудиоэссе, построен на следующем шибболете. В арабском языке есть две буквы, обозначающие близкие по звучанию звуки, − ك (kä: f) и ق (qå: f). Для русскоязычного уха звуки близки к [к]. В различных арабоязычных регионах первый может произноситься как [г] или умаляться до придыхания. Второй − как [к] или [ч]. Причем различия в произношении абу Хамдан рассматривает на примере произношения слова «правда» [судук].
В качестве тактики сопротивления людей от свидетельствования против себя в эпоху тотального технологического контроля художник предлагает распространить практику такии. Такия − это шиитская исламская концепция, в которой мусульманин-друз (этноконфессиональная группа) может лгать, даже отказываться от своей веры, чтобы защитить себя от причинения вреда, судебного преследования и угрозы потери гражданства. То, что произносимое человеком, многократно искажается и не может использоваться как доказательство этнической принадлежности, художник подчёркивает использованием телесуфлера в виде стеклянной пластины и музыкального инструмента, модулирующего звук голоса.
Ирония судьбы состоит в том, что жена и ребенок абу Хамдана, как он признается в недавнем интервью, не смогли пройти необходимых бюрократических процедур, чтобы получить британское подданство. Видимо, Большой Ух не пропустил.