В названии использована строка из текста песни «Африка» группы Комитет Охраны Тепла, кавер на которую был сделан белорусской группой Ляпис Трубецкой. 2011

В конце 2019 года Беларусь остается темным пятном на карте Европы, страной о которой мало что известно. Приезжая в Европу, белорусы зачастую сталкиваются с вопросом о том, входит ли Беларусь в состав Европейского союза. На самом же деле, Беларусь — одна из немногих не-европейских постсоветских стран, географически находящихся в Европе, которая сталкивается с процессом колонизации. Исторически Беларусь всегда была пространством интенсивных колонизационных процессов как со стороны Запада, так и с Востока (Легчилин и Бобков, 2016: 34). Польша, Царская Россия, СССР, а затем и Российская Федерация на протяжении многих лет активно формировали структуру колониального влияния. Исследования, занимающиеся наследием СССР, фиксируют такие проявления колониализма в Беларуси как русификация, культурная политика, издательская и образовательная деятельность, а также экономический колониализм (Павлышин, 2005). С развалом Советского Союза процесс не остановился, а продолжил происходить, только уже со стороны новообразованной Российской Федерации. Беларусь для России — это периферия, о которой можно и нужно «говорить в терминах колониализма и преодоления „тяжелого имперского наследия“» (​Филатов, 2008: 39).

Наличие тяжелого имперского наследия и исторического опыта колонизации со стороны России, является ключевым фактором для понимания динамики современных событий. ​На сегодняшний день Беларусь находится на пороге потери своей независимости и перехода в статус части России в рамках процесса «интеграции». Средства массовой информации и общество на Западе видит данную ситуацию, как очередной всплеск имперских амбиций России, который в этот раз выпал на Беларусь. Однако такая точка зрения упускает центральный аспект, который заключается в том, что колониальные претензии России на Беларусь являются не просто случайным стечением обстоятельств, а результатом сформировавшейся и существующей колониальной структуры. Процесс интеграции, в свою очередь, не что иное, как манифестация существования этих структур. Непонимание первичности существования структур по отношению к факту колониальной агрессии в сторону Беларуси, делает любую попытку теоретического осмысления феномена изначально невозможной.

Необходимо также понимать, что существующая колониальная структура формировалась на протяжении столетий. Культурный колониализм играет важную роль в том, что Россия не осознает себя как колонизатора по отношению к Беларуси, ведь изначально не считает белорусов отдельной нацией. Как отметил Марко Павлышин, исследующий постколониализм в современной украинской культуре, культурный колониализм сохраняет исторические мифы. В случае с СССР весьма существенным является миф «старшего брата». Унаследованный еще от Царской России миф культивирует идею об исторической необходимости присоединения к империи всех ее составляющих (​Павлышин, 2005​). Беларусь видится одной из составляющих империи. Поэтому для России колонизация Беларуси скорее является претензией на восстановление исторической целостности, чем колониальной оккупацией. Миф о старшем брате и желание восстановить мифическую целостность империи служит одним из основных мотиваторов к проявлению агрессии по отношению к суверенитету Беларуси.

Белорусский постколониальный проект 

Особенность белорусской ситуации в контексте других постсоветских республик заключается в том, что Беларусь не осознала необходимость вырваться из советской ностальгии. Например, Казахстан инвестировал в перепись истории и переосмысление опыта взаимодействия с Россией именно со стороны народа Казахстана (Дейв, 2007: 22). ​Приоритетной задачей в ходе этого процесса была идеологическая деколонизация с целью отделить советское прошлое от казахстанского настоящего. И хотя нужно отметить, что новый историографический нарратив Казахстана подвергся значительной критике за стимулирование национализма и эссенциализма, важен именно сам факт существования постколониального проекта (Кудайбергенова, 2016​)​.

Белорусский контекст, в свою очередь, как проницательно отметил Бобков, характеризуется «неотделением» белорусского от русского:

Такая «пограничность» белорусской идентичности включает в себя тенденцию к отвержению и пренебрежению «белорусскостью» (Филатов, 2008: 40). Хотя и само по себе пренебрежение и отвержение белорусскости является феноменом, имеющим свои корни в культурной традиции. (Филатов, 2008: 40).

Эффективность постколониального проекта во многом опирается на построение нарратива постколониальной идентичности и легитимации себя в нем (Филатов, 2008). Иными словами, постоянную рефлексию и констатацию существования колониального давления «подчиненным субъектом». В случае с Беларусью артикуляция наличия колониального давления затруднена по двум причинам. С одной стороны, это миф о старшем брате и отказ восприятия Россией Беларуси как независимой идентичности. С другой — не-артикуляция самими белорусами белорусскости как отличной от российскости.

Однако это не значит, что белорусского постколониального проекта не существует. «Куропаты» является примером попытки переосмысления, рефлексии, и деколонизации белорусской идентичности. В 1988 году в газете «Лiтаратура i мастацтва» появилась статья Зенона Позняка и Евгения Шмыгалева под названием «Куропаты — дорога смерти». В статье они утверждали, что в лесном массиве под названием Куропаты находится массовое захоронение жертв политических репрессий органов НКВД 1937–1941 годов (Ушакин, 2013). Дальнейшее расследование и эксгумация тел выявила, что жертвами расстрелов в основном являлись белорусы и выходцы из регионов Прибалтики. Место быстро обрело огромное значение для белорусской общественности. Зенон Позняк заявил, что Куропаты обозначили начало нового политического подъема Беларуси, начало конца коммунизма для страны (Пульша, 2001). В 1989 году в Куропатах был установлен монумент жертвам сталинских репрессий.

В дальнейшем появлялись разные версии событий, происходивших в Куропатах. По одной из них, преступления, совершенные там, были делом рук нацистов во время Второй Мировой войны. Однако никаких подтверждений эта версия не получила. В 2009 году Павел Якубович вывел рефлексию над событиями из тупика, сказав, что Куропаты это не место для поиска исторической правды (Ушакин, 2013). Что началось как попытка критики сталинского режима через обращение к памяти о репрессированных, в дальнейшем трансформировалось в акт символического дистанцирования от колониального прошлого (Ушакин, 2013). Куропаты можно рассматривать как символ появления и развития постколониальной мысли в постсоветской Беларуси (Ушакин, 2013). Куропаты — это проект по поиску аутентичной «белорусскости» за пределами колониальной матрицы, установленной оккупационными режимами.

4 апреля 2019 года в урочище Куропаты произошел массовый снос крестов, установленных общественными активистами. Снос происходил под предлогом того, что кресты были поставлены незаконно. И хотя историческое значение Куропат не отрицается, Александр Лукашенко ​заявил, что ​«Куропаты нужно обустроить достойно, но без всякой политики» (Богуславская, 2019). Желание обустроить Куропаты как «не политическое» является проблематичным. Позиционирование Куропат как неполитического, ставит под угрозу построение нарратива «белорусскости» как отличной от советского колониального наследия, а значит и всего деколониального проекта в Беларуси.

Пути деколонизации 

Ввиду угрозы колонизации и потери суверенитета, для Беларуси особую актуальность и экстренность приобретает деколониальный проект. Однако не стоит рассматривать деколониальный проект в противовес постколониальному. Как справедливо отмечает Анна Энгельхардт, деколониальный подход, зародившийся в Латинской Америке, хотя и представляет собой продуктивную теоретическую рамку, как и постколониальный, имеет свои пределы и не может претендовать на универсальность (Стрелка 2020). Борьба за эпистемологическую деколонизацию для Беларуси происходит уже в условиях существования колониальных структур, инфраструктур, и усиливающегося колониального давления.

Большое количество белорусских пост-колониальных теоретиков настаивают на необходимости реконструировать потерянную «белорусскость» (Абушенко, 2003; Акудович, 2007; Ракитский, 2010). Проблемой такого подхода является то, что они эссенциализируют национальную идентичность. Абушенко исследует идентичность через призму «креольства», Акудович через «отсутствие» идентичности, а Ракитский через поиск аутентичной «белорусскости», которая существовала в мифическом прошлом. Эти нарративы имеют между собой общую черту, которая основывается на восприятии Беларуси как некого «пограничья», периферии, территории которая отчуждена сама от себя из-за колониальных наследий Польши, Царской России, Советского Союза (Льюис, 2017).

В то же время часть белорусских исследователей, работающих в западных академиях, критикуют вышеописанные идеи. Они критикуют их из позиции, что белорусский постколониализм представляет собой дискурсивный конструкт, собранный из суммы постколониальных мифов, с целью создания нарратива нации (Гапова, 2004; Першай, 2012: Ушакин, 2013). И хотя такой подход представляет собой более тонкое понимание ситуации, он дискредитирует попытку создания нарратива нации как простую само-виктимизацию, позиционировании себя как жертвы, а значит и обнуляет существующие коннотации самого термина постколониализм (Ушакин, 2013; Льюис, 2017).

Франц Фанон писал, что колониализм не удовлетворяется одним лишь удержанием людей в своей власти и опустошением колонизированного от всех его форм и содержаний. Фанон утверждал, что искаженная логика колониальности обращается к прошлому колонизированных людей, уродует, искажает, и разрушает его (Фанон 1967: 169). Более того, белорусское прошлое было не только разрушено, но и создано заново во время советского режима. Белорусское прошлое было переписано таким образом, чтобы укрепить и пролонгировать советскую доминацию над территорией и ее населением (Льюис, 2017).

В борьбе за эпистемологическую деколонизацию для белорусского контекста продуктивным шагом может стать обращение к идеям афрофутуризма. Афрофутуризм содержит в себе практики работы с архивом и историей, которой не просто нет, а которая была подвергнута целенаправленному уничтожению. Афрофутуризм показал себя как продуктивный набор практик для контекстов, которые столкнулись с отчуждением и потерей идентичности.

Идеи афрофутуризма можно использовать для мобилизации воображения и изменения настоящего через представление альтернативных вариантов будущего. Для страны, в которой политический и социальный ландшафт не менялся на протяжении последних 25 лет, крайне важен урок афрофутуризма о том, что общество не статично, а находится в состоянии флюкса, потока. Преобразование настоящего через перемещение изменений в будущее имеет потенциал для преодоления распространенного среди белорусов предубеждения о том, что повлиять на ситуацию невозможно.

Другой важный аспект — это необходимость картографирования происходящих колониальных процессов. Колонизация Беларуси происходит одновременно на многих уровнях, и задачей является именно вычленение и обращение внимания на скрытую колониальную логику. Например, Атомная Электростанция в Островце хотя формально и является Белорусским проектом, на самом же деле строится совместно с Российской компанией ​Атомстройэкспорт​. Россия принимает как финансовое участие в проекте, являясь главным инвестором, так и концептуальное. Курчатовский Институт выступает в качестве главного научного руководителя проекта. Российское участие в проекте накладывает значительные ограничения на белорусскую сторону. Например, запрет на сотрудничество с Евросоюзом. Таким образом, проект Островецкой АЭС становится инструментом установления российского колониального контроля над Беларусью.

Атомная электростанция является лишь одним из примеров, призванных продемонстрировать тип деколониальной работы, которую необходимо проводить в Беларуси. Посредством картографирования и критического взаимодействия необходимо обращать внимание на протекающие колониальные процессы и подтверждать их существование. Такая аналитика колониальности совместно с применением практик, разработанных в рамках афрофутуризма, может способствовать обеспечению необходимых условий для формулировки деколониальных аргументов в контексте уже существующей колониальной зависимости и усиливающегося колониального давления со стороны России.

Библиография: 

Абушенко, Владимир. Интервью «Латинская Беларусь». Аналитический ресурс «Наше мнение», 2004.

Абушенко, Владимир. Креольство и проблема национально-культурной самоидентификации. Онтология современной белоруской мысли. Санкт-Петербург, Невский простор. 2003.

Абушенко, Владимир. Мицкевич как «креол»: от «тутэйшых генеалогий» к генеалогии «тутэйшасцi». Фрагменты, 2002.

Акудович, Василий. Код Отсутствия. Минск: Логвинов. 2007.

Бобков, Игорь. Постколониальные исследования. Постмодернизм: энциклопедия. http://infolio.asf.ru/Philos/Postmod/postkolonial.html

Бобков, Игорь. Пра Адраджэнне [Про Возрождение] (2). Вытлумачэнне ру[і]наў [Объяснение рун/руин]. Минск: Логвинов, 2005.

Бобков, Игорь. Этика Пограничья: Транскультурность как Белорусский Опыт. Перекрестки (3-4). 2005.

Богуславская, Александра. «Война За Память: Чем Властям Беларуси Мешают Кресты в Куропатах.» ​DW.COM​, Deutsche Welle, 6 Apr. 2019, https://www.dw.com/ru/%D0%B2%D0%BE%D0%B9%D0%BD%D0%B0-%D0%B7%D0%B0-%D0%BF%D0%B0%D0%BC%D1%8F%D1%82%D1%8C-%D1%87%D0%B5%D0%BC-%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8F%D0%BC-%D0%B1%D0%B5%D0%BB%D0%B0%D1%80%D1%83%D1%81%D0%B8-%D0%BC%D0%B5%D1%88%D0%B0%D1%8E%D1%82-%D0%BA%D1%80%D0%B5%D1%81%D1%82%D1%8B-%D0%B2-%D0%BA%D1%83%D1%80%D0%BE%D0%BF%D0%B0%D1%82%D0%B0%D1%85/a-48221504

ван Вин, Тобиас. The Armageddon Effect: Afrofuturism and the Chronopolitics of Alien Nation [Эффект Армагеддона: Афрофутуризм и Хронополитики Отчужденной Нации]. 2015.

Гапова, Елена. The Nation in Between, or Why Intellectuals Do Things with Words [Нация Между, или Почему Интеллектуалы Работают со Словами]. Over the Wall/After the Fall: Post-Communist Cultures through an East–West Gaze [После Падения Стены: Пост-Коммунистические Культуры Через Восточно-Западную Призму]. Блумингтон и Индианаполис: Университет Индианы. 2004.

Дейв, Бхавна. Kazakhstan: Ethnicity and Power [Казахстан: Этничность и Власть].Лондон: Раутледж. 2007.

Коджо, Эшун. Further Сonsiderations of Afrofuturism [Дальнейшие Мысли о Афрофутуризме]. The New Centennial Review [Новый Обзор Столетия] 3, No2. 2003: 287-302.

Колодзейчик, Дорота., Санду, Кристина. Introduction: On Colonialism, Communism and East-Central Europe — Some Reflections [Введение: Размышления о Колониализме, Коммунизме, и Восточной-Центральной Европе]. Journal of Postcolonial Writing [Журнал Постколониальных Исследований] 48:2. 2012: 113-116.

Кудайбергенова, Диана. The Use and Abuse of Postcolonial Discourses in Post-independent Kazakhstan [Использование и Злоупотребление Постколониальным Дискурском в Пост-Независимом Казахстане]. Europe-Asia Studies [Европейско-Азиатские Исследования]. 68:5. 2016: 917-35.

Легчилин, А., Бобков, И. Белорусская философская традиция: история и современность. Философские науки (7). 2016: 29-38.

Льюис, Саймон. The «Partisan Republic»: Colonial Myths and Memory Wars in Belarus [«Партизанская Республика»: Колониальные Мифы и Борьба за Память в Беларуси]. 2017.

Миньоло, Вальтер., Эскобар, Артуро. Globalization and the Decolonial Option [Глобализация и Деколониальная Опция]. Хобокен: Печатный Дом Тейлор и Френсис. 2013

Павлышин, Марко. Казаки на Ямайке: Проявления Постколониализма в Современной Украинской Культуре. Перекрестки (3-4). 2005: 5-16.

Першай, Александр. The Nationalist Discourse in Post-Socialist Belarus: Dilemmas of Nationalism Theories and Local Intellectual Context [Националистский Дискурс в Пост-Социалистической Беларуси: Дилемма Теории Национализма и Местного Интеллектуального Контекста]. Докторская диссертация. Университет Трента. Питсбург. 2012.

Пульша, Сергей. Куропаты — Апошняя Песня [Куропаты — Последняя Песня]. Беларусь Молодежная. 2001: 16-25.

Ракитский, Вячеслав. Беларуская Атлантида. Прага: Радио Свобода. 2010.

Тлостанова, Мадина. Can the Post-Soviet Think? On Coloniality of Knowledge, External Imperial and Double Colonial Difference [Может ли Пост-Советский Субъект Думать? О Колониальности Знания, Внешнее Имперское и Двойное Колониальное Отличие]. 2015: 38-58.

Тлостанова, Мадина. What Does It Mean to Be Post-Soviet? : Decolonial Art from the Ruins of the Soviet Empire [Что Значит Быть Пост-Советским? : Деколониальное Искусство из Руин Советской Империи]. 2018.

Ушакин, Сергей. Postcolonial Estrangements: Claiming a Space between Stalin and Hitler [Постколониальное Отчуждение: Место между Сталиным и Гитлером]. 2013.

Филатов, Александр. Идея «пограничья» как политика идентичности. Палiтычная сфера [Политическая Сфера] No10. 2008.

Эткинд, Александр. Internal Colonization. Russia’s Imperial Experience [Внутренняя Колонизация. Имперский Опыт России]. Кембридж: Полити. 2011.