ИСКУССТВО КАК ПРАВОНАРУШЕНИЕ: о свободе петербургского политического высказывания в период существования группы {родина}

Отправной точкой современного протеста принято считать 5 декабря 2011 года — тогда, в день после очередных выборов в Государственную думу, на улицы российских городов вышли тысячи людей, несогласных с их результатами и с методами, которыми эти результаты были достигнуты. Потом были «марши миллионов», Болотная площадь и «болотное дело», #оккупайАбай (предвестник современного «бессрочного протеста»), митинги против аннексии Крыма и военного вторжения в Восточную Украину, бесконечные акции за честные выборы, против политических преследований, пыток, клерикализации, «закона о пропаганде гомосексуализма» и много чего ещё.

Ещё в 2011-м участников больших политических митингов начали называть креаклами — сокращение от «креативный класс», не совсем чёткий термин, этакая творческая интеллигенция новой волны. Словно подтверждая соответствие неблагозвучной кличке, участники митингов соревновались в креативности плакатов и кричалок. На фотографиях того времени — остроумные лозунги, непривычные для политических протестов старого типа: «Порву [Конституцию] за Путина», «Не раскачивайте лодку, нашу крысу тошнит», «Упыри голосуют за Путина», «Где мой голос, волшебник?» (обращение к главе ЦИК Владимиру Чурову), «Хомяк расправил плечи», «ЕдРо — в помойное ведро».

Однако довольно быстро митинги, даже такие креативные, стали надоедать: и читателям новостей, и самим участникам, и власти, которая просто перестала эти митинги согласовывать. В этот момент политические активисты еще больше сблизились с «креативным» сообществом, прочувствовав на себе классическую проблему «нужны новые формы».

Традиционные формы публичных мероприятий сформулированы в законе «О собраниях» так:

1. Собрание — совместное присутствие граждан в специально отведенном или приспособленном для этого месте для коллективного обсуждения каких-либо общественно значимых вопросов
2. Митинг — массовое присутствие граждан в определенном месте для публичного выражения общественного мнения по поводу актуальных проблем преимущественно общественно-политического характера
3. Демонстрация — организованное публичное выражение общественных настроений группой граждан с использованием во время передвижения, в том числе на транспортных средствах, плакатов, транспарантов и иных средств наглядной агитации
4. Шествие — массовое прохождение граждан по заранее определенному маршруту в целях привлечения внимания к каким-либо проблемам
5. Пикетирование — форма публичного выражения мнений, осуществляемого без передвижения и использования звукоусиливающих технических средств путем размещения у пикетируемого объекта одного или более граждан, использующих плакаты, транспаранты и иные средства наглядной агитации, а также быстровозводимые сборно-разборные конструкции

«Новые формы» протеста должны были отвечать двум критериям: 1) максимальная зрелищность при минимальном количестве участников, 2) «законность».

(Пункт (2) я беру в кавычки, потому что речь здесь не идет о законности в высоком смысле, в котором законным является любой мирный протест, независимо от формата и количества участников, а о законности в понимании сотрудников полиции и судов, наказывающих активистов за малейшее нарушение закона «О собраниях»).

В попытках попасть в новости, но не в отдел полиции, активист_ки придумали, или грамотно апроприировали, или творчески переработали, или заново открыли, по моим подсчетам, 6 новых форм уличного протеста. Терминология еще не закрепилась, поэтому я попробую описать эти 6 форм своими словами с использованием названий, которые бытуют в активистской среде.

1. Летучий пикет — митинг, который нигде не анонсируется и длится ровно столько, сколько нужно, чтобы развернуть плакаты и сфотографироваться
2. Народный сход — «безмолвный» митинг: без сцены, аппаратуры, плакатов, флагов и лозунгов
3. Цепочка одиночных пикетов — несколько одиночных пикетов на одну тему и в одно время, участники которых стоят на расстоянии 50 метров друг от друга
4. Политический перформанс — художественно-политическое высказывание с использованием тела активиста
5. Инсталляция — арт-объект, содержащий политическое высказывание
6. Акция — синтетический жанр, сочетающий признаки всех или некоторых форм протеста, перечисленных выше

Каждая из этих форм корреспондировала той или иной лазейке в законе или в правоприменении, которая обнаруживалась активистами. Однако с тем же рвением, с которым активисты искали лазейки в праве, законодатели и правоприменители эти лазейки замуровывали.

Например, после Постановления Пленума Верховного Суда от 26 июня 2018 года, цепочка одиночных пикетов перестала быть законной альтернативной несогласованному митингу — теперь и она требует согласования. Это совершенно абсурдно, потому что все признаки массового мероприятия, из-за которых институт согласования вообще существует, у «цепочки» отсутствуют: нет ни скопления людей, ни помех инфраструктуре. ни необходимости обеспечивать общественную безопасность.

Более похожий на традиционный митинг народный сход теперь также может стать причиной ареста или штрафа. Тут правоприменение даже немного опоздало за законодателем: знаменитая статья «больше трёх не собираться» (ст. 20.2.2 КоАП РФ) появилась ещё в 2012 году, однако в Петербурге полиция достаточно долго лояльно относилась к народным сходам. Например, в 2016 году таких мероприятий прошло сразу несколько: в поддержку Надежды Савченко, в поддержку редакции РБК, против «моста Кадырова», против «пакета Яровой», против пыток в колониях и так далее. В тот год полиция, как правило, задерживала только тех, кто приходили на народный сход с плакатами и при этом размещались менее чем в 50 метрах друг от друга. То есть «по правилам игры» на месте схода мог присутствовать только один человек с плакатом: его действия полиция считала одиночным пикетированием. Интересно, что обязательным признаком плаката, а точнее — средства наглядной агитации, по мнению полиции, являлся текст. То есть любое количество людей могли держать в руках фотографии или рисунки, но текстовый плакат мог быть только у кого-то одного. Однако и периоду текстоцентричного гуманизма пришёл конец. Для иллюстрации вспомним народный сход «За наших детей» 28 октября 2018 года, когда Росгвардия оцепила толпу, собравшуюся вокруг одного человека с плакатом. Никто из этой толпы не кричал лозунгов и не «демонстрировал средств наглядной агитации», но к административной ответственности привлекли каждого. По большей части — как раз по статье «больше трёх не собираться».

Закономерно перестал быть панацеей и «летучий пикет» (а с ним и «летучий перформанс»). В том же 2016-м достаточно стабильно работало правило: если тебя не задержали на месте, значит, ты в безопасности. Конечно, бывали случаи, когда после особо «оскорбительных» акций активистов разыскивали (например, еще в 2014-м полиция бегала по квартирам участников акции «Похороны рубля»), но это было исключением. В 2018-м выявление акций по фотографиям (то есть задним числом) стало обычным делом. А так как привлекать за нарушение порядка проведения публичного мероприятия можно целый год, сотрудники полиции наловчились не просто выявлять такие нарушения, но и «заготавливать консервы»: сохранять информацию в своих базах и составлять протокол только тогда, когда найден оптимальный момент для нейтрализации активиста — например, накануне дня выборов или большого митинга, чтобы активист оказался под административном арестом в нужное время. Интересно, что даже с точки зрения нашего репрессивного законодательства, способ заготовки таких консервов не является правовым: за сам факт участия в несанкционированном мероприятии можно привлечь к ответственности только если участник не послушал уполномоченное лицо, требовавшее прекратить эти действия. Без такого требования можно привлекать к ответственности только организатора «летучего пикета». На практике сотрудники полиции и суды либо всех подряд называют организаторами, либо просто игнорируют эту норму.

Сегодня, 23 декабря 2018 года, когда я заканчиваю этот текст, свобода собраний сдвинута еще сильнее: я машинально пролистываю новость о задержании очередного человека, стоявшего в одиночном пикете. Теперь и это — обычная практика. Сотрудники полиции придумали способ задерживать и тех, кто даже чисто формально ничего не нарушают: человека с протестным плакатом доставляют в отдел якобы чтобы проверить некую жалобу в его отношении, а на самом деле — просто чтобы сорвать пикет и продержать человека в отделе 3 «законных» часа. И пусть будет благодарен, что не уехал из отдела на 15 суток.

Конечно, нужно оговорить, что все способы подавления свободы собраний и выражения мнений, о которых я пишу выше, касаются только протестных собраний и протестных мнений. Причем и внутри разнородного поля петербургского протеста полиция по-разному относится к разных группам активистов: условно говоря, штабу Навального, движению «Бессрочный протест», движению «Весна», «Демократическом Петербургу» и «Солидарности» на период конца 2018 года уже точно нельзя ничего, а феминисткам, коммунистам, обманутым дольщикам и эко-активистам пока можно чуть больше. Особая ситуация с ЛГБТ-акциями: хотя в рейтинге петербургской полиции ЛГБТ-активисты явно находятся на том же уровне, что и сторонники Навального, в 2018-м сообщество даже пережило небольшую оттепель из-за желания властей продемонстрировать толерантность гостям Чемпионата мира; впрочем, с закрытием мундиаля всё вернулось на круги своя.

Удивительно, но во всем этом круговороте репрессий участники арт-группы {родина} оказались чуть ли не единственными петербургскими активистами, которым удалось нащупать ту самую идеальную форму: акции {родины} «выстреливали» постоянно с минимальными негативными последствиями для участников. Причины этого — и в том, что {родина}, хотя и открыто антипутинская, в глазах полиции не была аффилирована с каким-нибудь условным Навальным, и в том, что наиболее яркие акции {родины} пришлись на период «не поймали — значит,  отскочил», и  в том — и это, возможно, самое главное, — что язык {родины} всегда был слишком сложным для наших цензоров. Я живо представляю, как какой-нибудь сотрудник центра по противодействию экстремизму уныло листает в интернете фотографии акции «соски вождя», ломая голову над тем, что хотел сказать автор.

Впрочем, закатывающий всё в асфальт 2018-й добрался и до {родины}: в июне штраф в 160 тысяч был назначен активистке {родины} и авторке этого текста Варе Михайловой, которая вышла на Первомай с работой Макса Евстропова и Дарьи Апахончич «9 стадий разложения вождя», а в сентября был задержан и сам Макс — за плакат «Жизнь трудна, но, к счастью, коротка», с которым он пришел на согласованный, но разогнанный митинг против пенсионной реформы.

Тут мог бы быть пассаж о том, что ситуация со свободой собраний такова, что хуже некуда, но я в протесте уже 7 лет, и все эти годы, пока мне казалось, что хуже некуда, стабильно становилось только хуже. Поэтому просто пожелаю нам всем сил.