Тезисы докладов / тексты, замещающие доклады участни_ц поминальной конференции на закрытии первой (и) последней выставки группы {родина} 7 октября 2018 года в ДК Розы

Ксения Браиловская: «Радикальная рефлексия патриотизма»

Я участвовала в проекте изучения повседневного патриотизма, где было место для исследования альтернативных практик. Патриотизм в нём представлялся максимально нейтрально, объекты привязанности были разнообразны, но даже при этом взгляде большую часть того, что делала {родина}, оказалось трудно отнести даже к самому критическому проявлению патриотизма. Наверное, поэтому я была рада, что у нас примерно совпадал предмет исследования, хотя так же важен был самоанализ как художественный метод, политизированность перформансов и то, что они в хорошем смысле были перегружены теорией и сложными смыслами.

Рефлексия, самоанализ, ирония {родины} чувствительно связывали большие политические контексты и личное, автономное пространство. Теоретическая оформленность художественных образов, проходящих через различные перформансы и со временем изменяющихся, помогала мне делать теоретическую часть исследования, ставшую, не совсем неожиданно, обзором в основном феминистской критики национализма. Всё вместе проясняло, почему родина ленточного червя и выхухоли со временем превратилась в Маму-медведицу, расшатывающую скрепы антропоцентризма.

Эта трансформация, однако, заняла какое-то время, когда я стала думать о её причинах и сравнивать прошлые и недавние работы, то заметила несколько изменений. Из перформансов почти исчезла Родина, чей образ выводил из равновесия, заставляя любить и пугаться. Да и сама эта травматическая любовь почти перестала чувствоваться. На её месте появились новые привязанности, хотя по интенсивности они слабо сравнимы с предыдущей. А рефлексирующий субъект в центре перформансов, переживающий политические события, не то чтобы пропал, но чаще производил впечатление отстранённого критика.

Почему всё так изменилось — для меня открытый вопрос. Возможно из-за войны, которая долгое время была основным переживанием. Может быть потому, что всё это время шла аналитическая работа по развязыванию Родины и государства, но оказалось, что это сделать невозможно, как невозможно и найти автономию внутри этой конструкции. Или из-за того, что художники, которые не видят себя в роли жертвы, вынуждены быть ею в контексте, который содержательно не меняется. Думаю, любой из этих причин достаточно для того, чтобы завершить проект, каким бы захватывающим он ни был.

Маша Ивасенко: «Начало»

Начало — тревожащий сознание мотив.  Помыслить же существование безначального, то есть вечного, существовавшего всегда — задача ещё более тревожащая. Отсюда извечное детское вопрошание, откуда всё взялось. Песня «С чего начинается Родина» пытается решить этот конфликт, заявляя существование того, начало чего так и не удаётся чётко определить.

Агамбен говорит о том, что основа существования полиса для греков — это гражданская война, противостояние. По сути, родину можно определить только через «ту клятву, которую в юности ты ей в своём сердце принёс». Не существует иных клятв, кроме клятв верности. Таким образом, определить начало родины можно только с помощь конца, чем и является смерть. Вернее, достаточно одного стремления умереть. Но не достаточно умереть просто так, ибо умереть надо, сражаясь с врагом. Таким образом, через определение врага, не важно, внутреннего или внешнего, свершается установление родины как родного. Без пары родного-чужого не существует и родное. Начало родного — смерть. Начало Родины и есть её конец.

Марина Исраилова: «родина умри»

есть две родины –

родина с большой буквы

и родина в фигурных скобках

у меня проблемы и с той и с другой

не могу описать ухватить понять

только болит голова

невозможно понять ее языка

хочется чтобы одна умерла другая жила

одна — умерла

другая — жила

родина колония окраина моя

практики самосаботажа

демонтажа

с родиной у нас инклюзивные отношения

у меня с ней

у нее со мной

родина это пенка на тошноте

мертвый ребенок верхом на звезде

солдаты трущоб улыбаются мне

это чувство провала, непоправимого поражения, так свойственное мне в детстве, неизвестно почему, это чувство утраты, и одновременно чувство пленочки на утрате, которая не дает почувствовать и ее тоже, это провал провала, это и есть родина, и странно, но оно действительно объединяет родины в одну большую уже саму себя не отражающую, уже совсем себя не подрывающую, уже совсем опять единую, одну такую большую ласковую уродливую не существующую вне нашего сознания уже такую непотребную смешную проигравшую победившую взявшую свое